Вокруг света 1955-02, страница 43

пугало, шевелившее по ветру пустыми рукавами.

Большая собака хрипло залаяла из конуры. Карп прикрикнул на нее, и она замолчала Повидимому, он был ей хорошо знаком. Сейчас же на вершине стога показалась голова девочки.

— Тебе чего надо? — не очень любезно крикнула она молодому рыбаку.

— Хотим посмотреть виноградник. Сестра твоя здесь?

Девочка щелкнула языком, что должно было означать отрицание.

— Жаль. А винограда нам дашь?

— Возьмите сами, только неспелый не трогайте.

Мы пошли по рядам виноградника, восхищаясь свисающими с лоз огромными кистями с черными, налитыми соком ягодами.

— Этот виноград, — рассказывал Карп, — одного старого приятеля моего отца — Алексея Му-зычихина, отца этой девчонки. Он посадил его три года тому назад по совету моего отца. Отец ему все говорил: «Ты только попробуй, Алеша, хоть просто так, на счастье, и ругай меня последними словами, если не останешься доволен. Только после сбора первородка не забудь позвать меня пить вино». Алексей послушал его и посадил. А теперь, смотри, какой виноград! И не скажешь, что первородок.

— Поэтому тебе и разрешают брать виноград?

— Ну да.

— А у Музычихина много детей?

— Еще одна дочь, постарше.

— Хорошая девушка?

— Другой такой не найдешь!

— С этой, младшей, ты, кажется, не в особенно хороших отношениях?

— Да ну ее, ябеда, — недовольно буркнул парень и покраснел.

На мой вопрос, кому и на кого она кляузничает, Карп не ответил. Может быть, он его не расслышал или только сделал вид, что не расслышал...

Мы поблагодарили девочку за виноград и отправились обратно.

— Здесь, —начал опять Карп,— может все расти: и пшеница, и кукуруза, и виноград. Наверное, даже лимоны и апельсины будут чувствовать себя здесь как дома. А выгоны для скота? Тут столько травы, что можно выкормить в сто раз больше скота, чем теперь. Только, знаешь, что нужно? В некоторых местах нужно сделать дамбы, чтобы сдерживать весенний разлив. А если эти места укрыть от наводнений, тогда только ставь сюда тракторы и паши вдоль и поперек... Через четыре-пять лет дельту не узнаешь.

Накануне, поздно вечером, на «Двадцать третью милю» прибыли газеты, в которых был опубликован проект директив второго съезда партии о развитии сельского хозяйства в ближайшие два-три года. В этом документе были запи

саны и важные наметки, касающиеся преобразования дельты. Отзвуки этих планов я слышал почти во всех разговорах Карпа. Поэтому я спросил его:

— Ты читал вчерашние газеты?

— Нет, времени не было, — виновато сказал он. — Поздно вчера вернулся. Ничего, сегодня прочту.

— Однако все, что ты говорил сейчас, уже сказано партией в одном большом документе. Как ты это объяснишь?

Рыбак улыбнулся.

— Ничего удивительного. Партия ничего не планирует, кроме того, о чем мы думаем и чего хотим. И только поэтому мы можем делать столько великих дел.

В затоне мы встретили Леона Малыхина, который только что закончил выбирать верши, и наши лодки пошли одна за другой к лабазу. Карп запел старинную песню, сложенную рыбаками в тяжелой борьбе за жизнь.

— Ты меня спрашивал о моем имени, — задумчиво сказал Карп Васильев-второй, после того как перестал петь. — Скажу тебе, почему меня назвали так, как отца.

Раньше, когда рыбаки были холопами у хозяев, жизнь их всегда висела на волоске. Многие выходили рыбачить на гнилых лодках, которые не выдерживали шторма и не возвращались домой. Их проглатывала река или море. И если рыбак не возвращался, то хотя бы имя его оставалось дома. Мать звала ребенка, обманывая самое себя...

Я молчал. Издалека доносились звуки песни, но не той, что пел Карп. Вот другой сильный мужской голос подхватил ее, все больше приближаясь к нам. Запел опять и Карп, за ним Малыхин, откуда-то справа вплелись в песню и другие голоса. И как бы в ответ на «Двадцать третьей миле» к ним присоединились звонкие, веселые голоса рыбачек...

И особая, величественная красота звучала в этом разлившемся по всему огромному пространству дельты хоре рыбаков, медленно приближавшихся к поселку в лодках, полных рыбы...

Перевод с румынского Н. МОЖАРОВА

37