Вокруг света 1955-02, страница 44

ЗЕМ АЯ ВИНОГРАДНОЙ ЛОЗЫ

и оливкового дерева

Н. СЕРГЕЕВ

Наше путешествие началось в один из жарких весенних ноябрьских дней. В это время в Москве выпал первый снег, легкий мороз успел разрисовать окна ледяным узором, а в Буэнос-Ай-ресе пальмы уже выпустили зеленые стрелы новых листьев. Причудливые деревья, напоминающие одновременно и акацию и мимозу, покрылись крупными розоватыми и яркоголу-быми цветами, похожими на наши полевые колокольчики.

Буэнос-Айрес проводил нас свежим морским ветерком, не отравленным еще с утр³ автомобильной гарью и копотью заводов. Поезд быстро и плавно мчится на запад — в провинцию Мендоса, расположенную у подножия скалистых Анд, на границе с Чили. Утренний туман быстро рассеялся. В большом окне купе, как на экране, мелькают пригороды столицы с бесчисленными садами и огородами.

Все ускоряя ход, экспресс вырывается на огромную равнину. Позади остались загородные виллы, парки, площадки для тенниса. Кругом расстилается ровная, гладкая степь. Не видно ни деревца, ни кустика. Мы в пампе. Кажется, что поезд идет не по рельсам, а мчится по асфальтированному шоссе: так низка насыпь полотна дороги.

Мимо проносятся безлюдные полустанки с ман леиькими погрузочными платформами, которые сообщаются с большими загонами. Отсюда отправляют скот на бойни Буэ-нос-Айреса. Иногда видны загоны в форме треугольника, соединенные узкими коридорами. В них раз-два в год подсчитывают количество голов в стадах крупных владельцев.

А вот и стадо коров. Ни пастуха, ни жилья не видно. Скот пасется круглый год под открытым небом.

— Вы знаете, — говорит мой сосед аргентинец, — в старые времена законом не возбранялось убить в пампе быка или корову, если человек голоден. Он был обязан лишь закопать остатки туши, а шкуру по

весить на шест, чтобы ее мог найти хозяин. — Помолчав немного, он добавляет: — Да и сейчас, поди, владельцы не знают, сколько же точно голов в их стадах...

Кое-где видны вышки с вращающимися крыльями. С помощью этих ветряных двигателей в пампе добывают воду из глубоких скважин. У ветряков — водопои. И опять стада-

Пастбища сменяются полями пшеницы, ржи, кукурузы, льна...

Пейзаж настолько однообразен, что путники начинают дремать. Лишь изредка кто-нибудь растормошит соседа, увидев убегающих от железной дороги напуганных поездом страусов.

Поезд почти не останавливается. Людей не видно. Только на более крупных станциях ребятишки в широкополых шляпах торгуют какими-то изделиями из кожи, которые не успеваешь даже рассмотреть: свисток, и поезд снова мчится дальше на запад.

День клонится к вечеру. Поезд уже бежит по провинции Мендоса. Далеко на горизонте видны очертания гор.

==W - г

A wt\ V

Это первые, ближние отроги Анд. Местность ожила. Поезд теперь часто пересекает выложенные каменными плитами оросительные каналы. Они ведут к раскинувшимся по обе стороны от железной дороги виноградникам. Сейчас, весною, это длинные ряды кольев с натянутой между ними проволокой. Побеги виноградных лоз еще едва видны. А рядом с виноградниками вечнозеленые оливковые рощи. Издали они похожи на наши фруктовые сады. Деревья тянутся правильными рядами: они высажены квадратами или в шахмаггном порядке.

Стволы, корявые и суковатые, с серой корой, словно устали поддерживать кроны деревьев, плодоносящих несколько сот лет.

Листья олив узкие, коротко заостренные, темнозеленые сверху и с серебристым отливом с нижней стороны. При малейшем дуновении ветерка кажется, что они меняют свою окраску.

Как и в пампе, воды здесь мало. Весной, во время таяния льда в горах, ее собирают в специально устроенных водое-

___мах. Без искусственного

орошения здесь не уродилось бы ни одной грозди винограда, ни одной оливки, несмотря на исключительное плодородие почвы.

Мы приближаемся к Мендосе, столице провинции, почти в темноте. Из окон вагона еще видны виноградники, оливковые рощи, подступающие с обеих сторон к полотну железной дороги. Изредка границей между участками служат ряды высоких пирамидальных тополей.

Очертания гор слились с темным небом, взошла луна.

В вагонах зажжен свет. Снаружи все погрузилось во мрак, и пассажиры видят в окнах только свои отражения.

Колеса уже постукивают на стрелках. Проводники нараспев объявляют: «Мендоса, сеньоры, Мендоса».

Уставшие от однообразия пампы, от 17-часового сидения (спальные вагоны

38