Вокруг света 1955-06, страница 11

Город назван в честь борца за независимость Мексики Бенито Ху-ареса, первого преэи дента-индейца. Отсюда до столицы страны — Мехико — по железной дороге около двух тысяч километров.

Пронзительный свисток паровоза, и поезд медленно трогается.

Мой сосед по купе — мексиканец. На вид ему лет тридцать. У него смуглое лицо, слегка курчавые черные волосы и продолговатые, миндалевидные темные глаза. Он вежлив, подвижен и разговорчив.

— Хосе Иисус Мария Альва, — называет он себя и спрашивает: — Сеньор говорит по-испански?

— Да, немного.

— Где сеньор изучал язык?

— В Москве.

— Моя мечта поехать в вашу страну. Я ирригатор, и меня особенно интересует, как ведутся оросительные работы у вас.

Он начинает расспрашивать меня о СССР, а я его о Мексике. Взаимным вопросам нет конца...

За Сьюдад-Хуаресом, куда ни взгляни, — камни, песок, пыль и кактусы. Маленькие еле выглядывают из земли, большие кажутся фантастическими архитектурными сооружениями. На растениях выделяются яркие цветы или красноватые плоды.

— Кактусы — незаменимые для сельских жителей растения, — ска^ зал Альва, заметив, с каким вниманием я смотрю на них. — Они поят, кормят и одевают. Их соком утоляют жажду, если под рукой нет ничего более подходящего. Один из кактусов у нас даже зовется «источником в пустыне». Из молодых листьев кактуса приготовляют нечто вроде салата. В его зарослях нельзя умереть от жажды или голода: спасут сладкие и сочные плоды — их называют индейскими фигами. Особенно вкусны они у н опал а и питайи. Из кактусового волокна вырабатывают грубые ткани. Дважды в год — когда начинает цвести питай я и когда созревают ее плоды — с побережья прилетают попугаи. Индейцы говорят, что в первый раз птицы выясняют, каков будет урожай, а во второй прилетают на сбор.

Из окна вагона я вижу знакомые по Кавказу агавы и юкки. Агавы больше, чем у нас. Из их сока мексиканцы делают слабый хмельной напиток пульке и покрепче — те-килью и мескаль. Из мясистых листьев готовят различные кушанья, вырабатывают прочное волокно. Юкку издали я принимаю за пальму. Вблизи ясно видны длинные и острые, как шпаги, листья, пучком торчащие на ее макушке. Юкку называют здесь «испанским штыком» или «адамовой иглой». Некоторые из растений выбросили стебли с крупными кремовыми цветами, которые выглядят здесь, в пустыне, особенно нарядными.

Раздаются тревожные гудки, и поезд резко останавливается. Все высыпают из вагонов. На рельсах стоит осел и удивленно смотрит на

пыхтящий перед ним паровоз. Люди пытаются стащить осла с дороги, но он упирается изо всех сил. Наконец животное уходит, и мы едем дальше.

После станции Вилья-Армада на востоке появляется первая гора — Алькапарра. Пологие склоны ее покрыты кустарником. Время от времени нагорье прорезают сухие русла рек. Когда идут дожди, бурные грязные потоки несутся по ним в бессточные котловины, где образуются озера или болота. Сюда на зиму прилетают из Канады и США дикие утки, гуси и другие птицы.

Изредка попадаются селения. Дома выстроены из глиняных необо

жженных кирпичей. Общим однотонным видом, плоскими крышами построек и постоянной пылью селения напоминают арабский Восток. Для полноты картины не хватает только верблюдов. Зато в Мексике их можно видеть на этикетках американских сигарет. Около домов нет ни садов, ни огородов, только дворы с глинянььми заборами, из-за которых иногда выглядывают низкорослые акации. Около станций растут эвкалипты.

На ослах везут связки кустарника мескита, эвкалиптовой коры, серой каучуконосной гвайюлы, в плетеных корзинках — плоды кактусов. Нередко на ослах едут женщины и дети.

Около одной из станций выстро

ились в ряд старые товарные вагоны без колес. В них живут железнодорожные рабочие. Легкий ветерок играет бельем на веревках между вагонами. На окнах стоят горшки с цветами и клетки с птицами. Мексиканцы любят украшать свое жилье.

Еще не успела угаснуть вечерняя заря, а на небе уже зажглись незнакомые мне созвездия. Я долго ищу Большую Медведицу и Полярную звезду и нахожу их совсем низко над горизонтом.

В пульмановском вагоне два, иногда три купе и общая часть, на ночь разделяемая занавесками на отсеки. Утром верхние полки вместе с постелями убираются под потолок, и поезд приобретает вид пригородного. Несмотря на то, что вагон искусственно охлаждается и вентиляторы крутятся целый день, пассажиры закутываются от жары в мокрые простыни. Внутри вагона температура все же на пять-семь градусов ниже наружной.

...На рассвете показались высокие горы — Западная Сьерра^Мадре. Нижние склоны покрыты кустарником. У подножья видны селения. На зеленых лугах пасутся полудикие лошади и быки.

Подъезжаем к городу Чиуауа, расположившемуся у отрогов гор. Чиуауа означает — «Место мастерских». И действительно, над городом пеленой висит дым медеплавильных заводов, обогатительных фабрик. В горах много ископаемых. Ближайшие рудные месторождения расположены в Санта-Эулалия, в два-дцати пяти километрах от Чиуауа. Американские компании добывают там золото, серебро, медь и свинец.

К востоку от Чиуауа раскинулась бессточная солончаковая котловина Больсон-де-Мапими. Ее называют «Сахарой Мексики». По краям котловины тянутся с перерывами невысокие пустынные хребты. С обеих сторон железнодорожного полотна видны заросли пылыных кустарников — мескита и чапорраля. В их колючей чаще водятся тарантулы, скорпионы, гремучие змеи, ящерицы, рогатые жабы и птица чапор-раль-кок, которая пожирает змей. Иногда среди кустарника виднеются небольшие агавы пепельного цвета. Их сок — хорошее противоядие от укусов ядовитых насекомых и пресмыкающихся.

Но вот заросли кончаются, и мы долго едем по выжженной солнцем степи. Я погружаюсь в чтение ме-. ксиканской газеты, которую купил на последней станции. В ней двадцать страниц, и почти половина из них — объявления. На первой странице— сенсационные заголовки и начала статей и телеграмм. Продолжения печатаются на других страницах более мелким шрифтом.

Взглянув в окно, я неожиданно вижу хлопковые поля, канавы, обсаженные ивами. На полях люди и мулы: те и другие в сомбреро. По дорогам движутся нагруженные кипами хлопка повозки. Въезжаем

9