Вокруг света 1963-03, страница 3

%

а^Ьшрутвг

I т самого Ленинграда земли не было видно, и нам так и не удалось разглядеть, в порядке ли содержится пунктир Полярного круга. Наконец «ИЛ-14» заметил дырку в облаках и сразу же нырнул в нее. В последующие четверть часа 'невысокие Хибинские горы попеременно появлялись то прямо под правым, то непосредственно под левым крылом, пока их не сменил зеленый лесок у Кировского аэродрома. Ожидая, когда угомонятся двигатели, мы лихорадочно освежали в памяти запас саамских слов, почерпнутых в Москве: «чорр» — гора, «монче» — красивый, «явр» — озеро. И еще одно слово: «тиетта». Но в тот день мы еще не знали, как много смысла заключено в нем.

К. ЛЕВИТИН, А. МЕЛАМЕД

ТРИЕДИНАЯ ФОРМУЛА

,,Съели горушну" * Романтина зеленого намня * „Будем учиться бриться сами" * Город науни

И вот мы стоим в центре Кировска, на самой старой — если верить геологам — земле на свете. Отроги гор лучами сходятся к озеру Вудьявр. В них — апатит, «камень плодородия», тридцать лет назад давший жизнь этому краю.

Тучи дымами далеких костров уходят в небо. Пар над корпусами обогатительной фабрики тонет в молоке тумана. А за озером, на другом берегу — тут на каждом километре своя собственная погода — в потоке солнечного света новые дома рудничного поселка и присыпанный серой пылью срез Кукисвумчорра.

Сотни миллионов тонн апатитов в окрестных горах, а эту часть отрога уже вычерпали изнутри и взрывом обрушили изъеденную скорлупу пустой породы.

— Съели горушку! — с удовлетворением отмечают рабочие.

Если обвести взглядом крутые склоны ближних хребтов, увидишь на разных высотах — до самого гребня — темные отверстия штолен. Вот маленьким облачком затянуло один из верхних горизонтов Юкспора — рудника одновременно подземного и заоблачного. Специально придумывать парадоксы здесь не приходится.

...Мы идем по тоннелю-штольне, то и дело прижимаясь к стене — надо успеть увернуться от вагонетки. Все здесь, в руднике, совсем как в метро, только стены не облицованы, да пути то и дело разветвляются и пересекаются. Не заблудились мы только потому, что с нами был Юрий Аркадьевич Шамшурин, ученый секретарь горнометаллургического института, знакомый тут с каждым поворотом.

— Чувствуете, как легко дышится? — спросил он в глубине горы, когда мы уже изрядно попутешествовали по лабиринтам штолен. — Все видно, пыли нет. А хотите посмотреть, что было раньше, пока не ввели нашу систему вентиляции?

Мы постояли минут пятнадцать в заброшенной

штольне, среди каменной £н6МИ*46ТКИ

пыли, похватали по-рыбьи ^^

воздух с примесью сладковатого газа. И вечером в гостинице головная боль даже чересчур наглядно показала нам, что сделали ученые для горняков.

Вентиляция — только одна, далеко не самая крупная из задач, решенных кольскими учеными.

На этой земле вообще нельзя шагу ступить, не вызвав к жизни новую научную проблему. Об этом писал еще академик Александр Евгеньевич Ферсман, один из удивительных и увлекающихся людей нашего времени, человек трезвой научной мысли и романтик.

Где бы мы ни были, с кем бы ни разговаривали во время нашей поездки по Кольскому полуострову, в беседе рано или поздно появлялось его имя.

— Ну, Ферсман это давным-давно говорил...

— Видите ли, Александр Евгеньевич предлагал решить эту задачу следующим образом...

Мы переворачиваем страницы вдохновенного доклада, прочитанного Ферсманом общему собранию Академии наук в октябре тридцатого года. Трудно представить себе что-нибудь менее «академическое»:

«...в 1920 году мы впервые поднялись на одну из самых высоких Хибинских гор и окинули взглядом окружающую панораму. Все было непонятно и ново... Там, где на наших картах были нарисованы Хибины, — целый новый, совершенно неведомый горный мир... Бурные реки, синие альпийские озера, горные луга, обрывистые скюны, великолепные еловые леса по долинам рек...» Так начинались десять лет непрерывных походов в глубь нежилого края на средства, буквально по копейкам собранные в те годы голода и разрухи. На третье лето — это было во время одной из ночевок у костра под большой елью — впервые наткнулись на зеленые глыбы апатита.

И снова — километры маршрутов, «холодные леденящие переправы вброд, тяжелый груз за спиной, насквозь пронизывающие туманы и снежные бури...». Смерть одного из ближайших сотрудников — профессора Ганешина, погибшего в непогоду на крутом склоне Хибин. Кропотливая лабораторная работа. Карандаш обводил на карте четкие контуры еще не открытых месторождений — их подсказывали Ферсману точный научный расчет и безупречное чутье геолога.

В 1929 году апатитом заинтересовался Ленинградский обком партии. Романтика «зеленого камня» увлекает Кирова. С этой поры события нарастают лавиной. Буры геологов решетят склоны Хибин — определяются запасы апатитовой руды. В Ленинграде собирается совещание — обсуждают проект строительства гигантского комбината.

В кабинете Смольного звучит осторожный голос:

— Дело новое, неиспробованное. Вот тут одна немецкая фирма — с мировым именем! — предлагает нам спроектировать и построить комбинат...

Киров (выслушав все доводы говорящего):

— А что, и правда никто в мире этим делом пока не занимался?

— Да, Сергей Миронович, в таких масштабах — никто и никогда.

Киров рывком отталкивается от стола:

— Так зачем же позволять немцам учиться бриться на нашей шее? Нет уж, давайте будем учиться сами!

Все улыбаются. С этой улыбки началась промышленная история Кольского полуострова. Так рассказывают очевидцы.

А в это время на месте берестяного шалаша, столько лет исправно служившего базой отрядам геологов, на живописном берегу Малого Вудьявра Ферсман вместе со своими сотрудниками строит здание горной станции Академии наук. Новорожденной дали поэтическое имя «Тиетта», что по-саамски означает одновременно «наука — знание — школа».

«И действительно, перед нашей станцией, — писал Ферсман, — стояла тройная задача — она должна слу-

1