Вокруг света 1963-03, страница 51

ciым ветром. То и дело самолет попадал в полосы дождя.

Они подлетели к месту, где нашли Толю. Мальчик или был без сознания, или спал. Сбросили тюк со спальными мешками, медикаментами, оружием. Фокин внимательно следил за его спуском.

Болото выглядело ярким пятном среди темной зелени тайги

По падению грузового парашюта Фокин рассчитал, что ему надо отделиться от самолета над топью, не долетая до кромки леса метров двести. Тогда попутный ветер отнесет его на границу болота, где трясина не так глубока. И еще он подумал, что надо постараться не угодить в бурелом, где его волоком потащило бы по наваленным в беспорядке стволам и если б не убило, то покалечило наверняка.

Но он знал, что при самом точном расчете может все же ошибиться метров на десять-двадцать: трудно предугадать время и силу шквалов. Этого никто не смог бы рассчитать.

Когда самолет подлетал к кромке леса, Фокин вылез на крыло. Пилот сбросил газ.

Фокин соскользнул с плоскости, отсчитал положенные секунды, дернул кольцо, а когда парашют раскрылся, потянул красную стропу. В куполе раскрылась щель, которая позволяет управлять парашютом во время снижения, превращая его в своеобразный парус.

Развернувшись так, чтобы видеть место приземления, Фокин наметил ориентир, возле которого ему показалось удобнее всего приземлиться. Это была двустволая лиственница на краю болота.

Сильный порыв ветра ударил в купол и понес парашютиста к бурелому.

Фокин резко развернул парашют и подобрал стропы, чтобы уменьшить снос. Падение ускорилось. Секунд через пять ветер утих, и Фокин снова отпустил стропы.

«Лишь бы был ветер у самой земли, — думал Фокин. — Тогда купол, наполненный ветром, протащит меня по болоту до самого леса. Лишь бы ветер у земли...»

РАССКАЗЫ О СМЕЛЫХ СЕРДЦАХ

Фокин отделился от самолета на минимальной, четырехсотметровой, высоте, и у него было сто — сто двадцать секунд на управление парашютом.

Шквалистый ветер помешал приземлиться точно. В пятидесяти метрах от земли стало ясно, что он не дотянет до лиственницы и упадет в болото. Уже перед самой землей Фокин подтянулся на стропах и сильным махом послал тело вперед, выиграв метров десять.

А в следующее м1новение травянистая корка болота лопнула под его ногами, и он сразу погрузился в трясину по пояс.

Ветра у земли не было.

Купол парашюта, на рывок которого так рассчитывал Фокин, стал опадать.

«Влип! — мелькнуло в голове. — Только не делать лишних движений. Спокойнее... Спокойнее».

Он нагнулся и полулег на висевший на груди запасной парашют, стремясь уменьшить давление на погружающиеся в топь ноги. Огляделся, хотя и знал, что помощи ему ждать неоткуда.

Вода жестким холодом сковала ноги, живот. Сразу стало трудно дышать.

В полуметре торчала кочка. Стараясь не менять резко положения, Фокин дотянулся до нее и вцепился пальцами в траву.

Тридцать шагов отделяло его от двустволой лиственницы на краю болота. Всего тридцать шагов.

Фокин все ближе и ближе подтягивал тело к кочке, думая о порыве, о сильном шквалистом порыве ветра, который раздул бы купол парашюта.

Через минуту он уже дотянулся до кочки второй рукой, но в кочке что-то тихо треснуло.

И тут ударил ветер.

Купол парашюта вздулся бугром, а под усилившимся порывом раскрылся. Тогда Фокин ухватился за стропы и стал тянуть купол на себя. Купол держал, словно якорь. Фокин чувствовал, как трясина миллиметр за миллиметром отпускает его.

Порыв стих

Тогда Фокин снова ухватился обеими руками за кочку и стал осторожно сгибать правую ногу. Он не дергался, он только осторожно сгибал правую ногу.

Трясина с трудом отпускала добычу.

Но вот поверхность ее чавкнула. Фокин поджал правую ногу к животу, повиснув на кочке. И стал сгибать левую ногу.

Согнул.

Теперь трясина почти не держала его

Желтая гривка чуть подсохшей травы тянулась к другой кочке, что была метрах в пяти. По этой гривке он очень осторожно пополз к берегу.

Снова налетел ветер. Купол парашюта надулся и поволок Фокина к лиственнице. Потом шелк зацепился за бурелом, и Фокин, страхуя себя натянутыми стропами, быстро дополз до твердой земли.

Он привалился спиной к стволу, стянул шлем, вытер пот с лица. Достал из внутреннего кармана комбинезона папиросу и с трудом закурил. Спички ломались в дрожащих пальцах. Идти он еще не мог: ноги были словно ватные.

Фокин посидел минуты три, потом заставил себя встать. Он двинулся в ту сторону, где, по его расчетам, должен находиться мальчик.

Пройдя шагов пятьдесят, Фоккн первый раз громко сказал:

— Толя! Я — парашютист. Иду к тебе. Не бойся.

И повторял эти слова до тех пор, пока из-за толстенного серого ствола тополя навстречу не вышел оборванный, босой мальчишка с распухшим от укусов мошки лицом — таким, что не видно было глаз.

Мальчишка обхватил облепленный трясиной комбинезон, прижался к нему лицом и навзрыд заплакал

— Ничего .. Ничего .. — приговаривал Фокин. — Пойдем, возьмем еду. И карабин у нас есть. Не бойся. Завтра вертолет за нами придет...

45