Вокруг света 1963-07, страница 50

Европейская колонизация губительно подействовала на условия жизни островитян. Пожалуй, именно на Маркизских островах наиболее ярким образом сказалась разрушительная сила колониализма как системы. Даниельссон в ярких красках рассказывает о том, как обездоленных маркизцев «зацивилизовали до смерти». Численность островитян в итоге всех полученных ими от французских колонизаторов «благодеяний» сократилась по меньшей мере в десять раз. Упадок старой самобытной культуры — какова бы она ни была — ничем не компенсирован. «Скука, смертельная скука царит в этих хижинах среди населения, некогда столь веселого и жизнерадостного», — так пишет Луи

Роллэн, французский врач, проживший пять лет на

архипелаге. <|

На Маркизских островах не было ни массового <[ истребления туземцев (как в прошлом в Центральной

Америке), ни работорговли, ни принудительной вербов- ^ ки рабочих (как в Африке или в Меланезии), ни расовой дискриминации и сегрегации (как до сих пор в Южной Африке и США). Нет, внешне тут как будто

бы все вполне благопристойно: мирная проповедь мис- J сионеров, попечительные распоряжения властей (запре-

тивших все «языческие» обычаи и традиции), культур- у

трегерские начинания, торговля... И итог? \

На Маркизских островах появление французских ко- S

лонизаторов, их почти полуторавековое владычество S

привело к катастрофическим, губительным для корен- S

ного населения результатам. j

Книга Б. Даниельссона — новое обвинение против J

колониализма. Рассказывая о трагической судьбе мар- J

кизцев, автор разоблачает буржуазный миф о «цивили- /

заторской» миссии завоевателей. )

С. ТОКАРЕВ, доктор 5

исторических наук с

ства тоже не годились. Слишком близко от Таити, слишком цивилизованны. Жизнь там была бы нам не по карману. На Австральных островах холодно, и они перенаселены. Мангарева — чересчур далеко. Оставались Маркизские острова. Все говорило за них.

Больше тысячи километров отделяют этот архипелаг от Таити, но на шхуне туда можно было добраться дней за пять-шесть. Только одна шхуна регулярно посещала Маркизский архипелаг, делая один рейс в месяц. Туристы туда не наведывались, белых чиновников и поселенцев было совсем мало, зато фруктов и овощей вдоволь. Обладая необходимым снаряжением, некоторыми средствами и опытом двухлетней жизни в Океании, мы не сомневались, что сумеем хорошо освоиться.

У нас был еще один повод выбрать именно Маркизские острова. Древние предания раройцев говорят, что некогда остров Рароиа был заселен выходцами с Хивануи в Маркизском архипелаге. Потерпев поражение в войне, вождь Тане Арики был изгнан из своей долины. На трех ладьях он и его род вышли в плавание. Две ладьи пропали во время шторма, третья, на. которой плыл сам Тане Арики, спаслась и после долгого, полного лишений путешествия вождь открыл два острова. Островки были низкие, лишенные растительности, но он все-таки решил обосноваться на них. Речь шла о Такуме и Рароиа, и потомки Тане Арики живут там до сих пор.

Событие это произошло в начале XV века. Но полинезийцы, которые особенно чтят подвиги предков, все сохранили в памяти, и старик Те Ихо, последний ученый на Рароиа, рассказал мне множество подробностей, перечислил даже названия многих мест на родине Тане Арики — острове Хивануи. Я решил, что будет очень интересно проверить достоверность предания. Ведь названия обычно живучи.

Вот как вышло, что мы очутились в океане на борту шхуны «Теретаи», владелец которой скупал на островах копру.

— Долина Ваитаху! — вдруг воскликнула Мария-Тереза.

Но она ошиблась. Это была всего-навсего расщелина в скале.

Еще несколько раз мы видели, как скалы расступаются, однако всякий раз показывались только маленькие каменистые бухты — узкая береговая полоска, десяток-другой жалких деревьев. Лишь около полудня капитан, подойдя к нам, указал на приметный мысок: за ним Ваитаху!

Шхуна замедлила ход и поползла (так казалось нам), словно улитка, огибая мыс. И вот долина! Я обвел ее взглядом, прищурился, ослепленный солнцем, снова посмотрел. За всю свою жизнь я еще не видел столь прекрасного зрелища!

На километр протянулся берег с черной галькой, о которую, играя солнечными блестками, разбивались вихрастые волны. Тотчас за галькой была узкая полоска изумрудной травы, а дальше — стройные гибкие пальмы, с пышными кронами всех оттенков: от светло-зеленого до темно-коричневого. Между стволами проглядывали красные крыши и широкая дорога, окаймленная цветущими тиаре и пурау. Дорога терялась в густой, пышной растительности, которая зеленой рекой захлестнула всю долину, упираясь краями в крутой горный склон, образующий почти безупречный полукруг, словно театральная декорация с нарисованным горизонтом, — так гармонична была эта долина. Но больше всего меня поразила атмосфера райской первозданности и покоя. Возможно, тут повинна тишина, которую мы услышали, едва выключили мотор, а может быть, белые птицы, которые, точно голуби мира, парили над пальмами. Не знаю. Так или иначе, долина Ваитаху произвела на нас столь сильное впечатление, что мы смотрели на нее, не в силах вымолвить ни слова, словно боялись: сейчас растает и исчезнет, подобно миражу.

Вдруг тишину нарушил какой-то сгрекот. Мы вздрог

43