Вокруг света 1964-02, страница 26

Шоезд летит в темноту. Колеса отбивают чечетку на стыках рельсов. Уже многие сутки } идет эшелон с воинским гру зом и людьми. Ночь. В ваго _# аах спят солдаты. Бодрствуют толь- ; ко часовые. Им вверено все: и тех- ; ника и люди. Колючий ветер бьет в ^ лицо, летят навстречу мачты элек- ' ^ропередач, озябнувшие леса, станции и полустанки. Будто гигантская *гла прошивает перелески и скрывается в гуще лесных массивов.

Поезд летит в темноту. Навстречу далекой звезде, что мерцает на горизонте. Солдат поправляет карабин, подставляет лицо прохладному осеннему ветру.

«Смот-ри, смот-ри, смот-ри», — отстукивают колеса.

Вокруг — ни души. Часовой зорко ссматривается в темноту. Все в порядке. Только звездочка почему-то скрылась. За высотой? Нет, кажется, за тучкой. Днем солнце светило вовсю, а сейчас похолодало. Видно, дождь будет. И правда, через несколько минут робко упали первые капли, а потом звонко забарабанили оо плащу. Одна капля, непривычно

Д. АЗОВ

холодная, ударила по шее, сползла за воротник. Геннадий зябко повел плечами. Не богатырского сложения парень. Самый короткий ремень ему впору. Самая узенькая гимнастерка — как раз в талию. Подвижное, открытое лицо. Неширокий в плечах, Геннадий взял ростом. Гибкий, словно тростинка.

«Смот-ри, смот-ри, смот-ри...»

Не стучите, колеса, не предупреждайте. Комсомолец Геннадий Миронов не впервые на этом ответственном посту. Для него это обычная ночь, обыкновенная служба. Хотя, если задуматься, не совсем обыкновенная Служба, полная романтики и большого, глубокого смысла. Очень часто в пути, на колесах, и Родина с ее шумными городами, бескрайними полями, новостройками, могучими лесами на виду. Смотришь на все это и лучше понимаешь, для чего служишь, зачем служишь.

Стучат колеса. Мелькают станции и полустанки. Уже несколько дней

ЧАСОВЫЕ ЖИЗНИ

в пути. Кино, увольнение — об этом пока можно только мечтать. Даже письма прочтешь лишь тогда, когда в родную часть вернешься Там их сберегут и вручат как самый дорогой подарок.

Поезд замедляет ход Небольшой разъезд. Из ва-гонч-ика выпрыгивает-темная фигура, подбегает к часовому. Это сержант Константин Смирнов. Он командир отделения и самый старший здесь. Константин останавливается на насыпи, кричит:

— Не замерз?

"— Нет, — коротко отвечает солдат.

— До следующей станции далеко.

— Ничего.

Сержант ушел в вагон Геннадий слышит, как он громыхнул дверью. И снова, набирая скорость, поезд мчится в темноту. В глазах мелькают высокие пролеты моста. Грохот нарастает, когда через несколько минут платформа ныряет в тоннель. И стучат колеса:

«Смот-ри, смот-ри...»

Дождь усилился. Солдат поднял воротник. Снова поправил карабин. Вгляделся в кромешную темень. Где-то впереди мелькал огонек, далеко-далеко. Эшелон только что вырвался из лесного массива и шел

по степи. Надежно зачехлена техника, крепко спят в вагонах люди

Геннадий взглянул на часы. До станции еще далеко. На повороте эшелон выгнулся, круто завернул в сторону. И тут солдат заметил огонь. Сначала не поверил своим глазам. Страшная догадка молнией ударила в мозг. Беда, страшная и неотвратимая, надвигалась на эшелон. Горела букса. Поезд вытянулся стрелой, и на минуту пламя исчезло. но потом снова вспыхнуло. Рыжими космами оно лизало деревянную платформу Нельзя медлить. Ведь если...

Геннадий бросился к стоп-крану и резко дернул за ручку. Но что такое? Поезд мчался, не сбавляя скорости. Не сработал стоп-кран. А жадное пламя торопится. Солдат срывает с плеча карабин Гулкие выстрелы вспарывают небо. Один, второй, третий. Но слишком сильно гремит состав, и не слышит машинист выстрелов Геннадия. А пламя торопится, и крушение кажется уже неминуемым.

Геннадий сбрасывает плащ. Ему жарко Солдат спускается на автосцепку, ложится на нее. Будто впечатывается в холодное железо. Одно неосторожное движение, и .. Думать

22