Вокруг света 1964-02, страница 24

Тайны Руб-эль-Хали

fri переди, справа, слева — бескрайняя светло-желтая равнина с одинаково темнеющими вдали горами. Руб-эль-Хали («Пустая четверть») — так назвали древние арабы эту огромную пустыню Аравийского полуострова.

Позади, на пологом холме — груда серых вытянувшихся ввысь строений. Мариб. В этом йеменском городе живет всего 800 человек. Они водят караваны верблюдов и на поливных землях выращивают просо-дурру и кукурузу. На однообразно сером фоне выделяется ярко-зеленое пятно: во дворе дома местного губернатора рас

тут две пальмы и несколько банановых деревьев. У подножья холма — военная крепость.

Мы едем к Марибской плотине — одному из самых замечательных сооружений древности.

Глядя на это безбрежное море песка и камня, кое-где усеянное обломками плит, капителями разбитых колонн, очень трудно представить, что когда-то этот край был цветущим садом.

В древнейшие времена на юге Аравийского полуострова возникали, развивались и погибали государства: Минейское и Сабейское царства, Катабан и Химьяритское. Здесь проходили караванные пу

ти, по ним в Палестину, Египет, Вавилонию и Персию везли мирру, ладан и другие благовония. Только здесь, в Южной Аравии на узкой полосе от Персидского залива до Красного моря, росли деревья, из затвердевшей смолы которых приготовляли эти благовония. Без них не обходились многие религиозные церемонии, они считались у древних народов даром богов. Поэтому-то и места, откуда привозили их, считались священными.

Наш грузовик, поднимая за собой хвост белесой пыли, медленно движется вдоль сухого русла небольшой речушки Вади-Дана.

— Плотина там, за этой го рой, — говорит, показывая на виднеющийся впереди холм, один из наших спутников, молодой бедуин из племени эль-абида, живущего в окрестностях Мариба.

Он стоит на подножке автомашины, держась одной рукой за борт кузова. Длинные волосы бедуина, борода и брови покрыты тонкой белой пылью. Он похож на Деда Мороза, только вместо традиционного мешка с подарками на плече у него висит старая бельгийская винтовка — ствол заткнут деревянной пробкой, затвор и магазин заботливо обернуты серой тряпочкой.

Мне не раз приходилось слы шать и читать о Марибской плотине, построенной 2 700 лет назад. Это было очень большое по тому времени гидротехническое сооружение. Высокая дамба километровой длины перегораживала реку Вади-Дана. Ее воды орошали фруктовые сады и поля, раскинувшиеся на несколько километров вокруг города. В начале нашей эры плотина разрушилась, вода ушла, а вместе с водой ушла жизнь.

...Мы стоим у склона горы Ба-лак-эль-Кибли. Перед нами небольшая дамба, сложенная из узких базальтовых плит, и невысокое,

ку берегом, полюбуйся кипящим в ущелье белоснежным потоком и плыви себе дальше — и ничего не изменится. Но тогда море страха останется не-переплытым, и ты, сидя на «пляже», с тоской будешь думать о дальнем береге, куда выходит только смелый человек.

Красота и жуть порога. Черные диабазовые стены ущелья, синяя гладь водослива у его входа -и бледно-зеленая, кипящая смесь воды и воздуха. До самых черных камней дна клубилась эта бледно-зеленая смесь. Будет ли она вообще держать байдарку? Мы медленно кружились на водоворотах, всматриваясь в синий ад.

— Ну и как, Кстиныч?

— Думаю проходить.

Отговаривать его — бесполезное занятие. Любое дело он доводит до конца.

— Впрочем, как решит Лева, — спохватывается Кстиныч.

— Пойдем! Ты только снимай все на киноплен

20

ку, покажешь моей бабушке, если утону, — говорит Лева мне.

Для этой своей златокудрой «бабушки» он засушивает между страницами книги путоранские цветы...

Что это было! Я просматриваю теперь по кадри-кам отснятую тогда кинопленку. Все длилось только пятнадцать секунд. Но как их швыряло, крутило! Вода накрывала гребцов с головой. Их опрокинуло бы, если бы не Левин энергичный гребок. Один-единственный. Этот гребок занимает шесть кадриков — четверть секунды!

Потом мы обнимали своих мокрых «хальмеронав-тов» на берегу. А через минуту .Кстиныч уже лихорадочно ладил спиннинг. В подпорожице, в просвеченной солнцем глуби, плескался большой таймень. Кстиныч знаками прогнал нас прочь и позвал только минут через двадцать, когда уже вытаскивал багорчиком метровой длины рыбину.

А свое «море страха» я переплыл только на следующем пороге. Иногда теперь мне :яятся пороги,