Вокруг света 1964-02, страница 23

I

К кочи мы ооа уже выбиваемся из сил. Но Кстиныч увидел на берегу полярных крачек, и я плетусь за ним. Ведь в другой раз не будет такого кадра — белая морская ласточка на алом фоне ночных облаков.

— Ты знаешь, — говорит Кстиныч, — крачка— птица полярного лета, полгода живет в Арктике, полгода — в Антарктиде. Ради незаходящего солнца она пролетает половину земного шара.

Однажды, взобравшись на высокое плато, мы сняли на кинопленку стадо оленей, укрывшихся там от комарья.

— Эффектный кинокадр? — похвалился я.

— Нет, научный материал, — отозвался Кстиныч.

Встреча с филином вызвала у нашего зоолога бурную радость. Это было почти открытие: никто из зоологов, кроме Кстиныча, не встречал филина в этих широтах. Он измучил нас рассуждениями, что филин «хорошо ложится» в общую концепцию, высказанную Сыроечковским. Что «фауну Путора-ыы нужно относить скорее к таежной, чем к тунд-

у И

□г*

Я сиял крачкц в полете.

ровой, несмотря на ее географическое положение в Заполярье».

Однако это действительно интересно: в закрытых от северных ветров долинах здесь свой, особый микроклимат. Поэтому и лиственницы здесь в обхват и травы цветут не тундровые, а наши — среднеширотные. А на Хантайке мы видели даже ящериц.

...Наши байдарки входили в узкие таинственные фиорды. Казалось, из замкнутой щели нет выхода, но мы знали, что за плоской горой будет новый фиорд, новые реки. Что нас ждет там?

Неожиданность! Без нее путешествие теряет прелесть.

— Его величество случай, вот кто режиссер твоего фильма, — сказал мне Кстиныч.

И он, как всегда, был прав.

На реке Кутарамакане нас подхватило бешеное течение. И уже поздно было поворачивать к берегу. Байдарки взметнулись на первый вал. такой большой, что они поместились на его скате во всю длину. Второй вал накрыл нашу «Саламину». Холодная вода ударила в грудь, перехватила дыхание. Мгновение растерянности стоило дорого — нас раз

2*

вернуло бортом к волне, подняло на вал и опрок* ну л о. Тут-то и приспело время Кстинычу сострить

— Утопающие, хватайтесь за «Саламину»! — донеслось до нас сквозь шум ревущей воды. Его <Хальмера» металась на валах где-то рядом.

Катя держалась за корму, я — за нос. Мы спасали байдарку и привязанный к ней груз, байдарка спасала нас. И почти не оставалось надежды: по рог растянулся на километры. Доктор Линдеман. переплывший на байдарке Атлантику, продержался вот так же, как мы, целую ночь. Но это было у экватора!..

Выбросило нас через полчаса на галечную косу. Онемевшие ноги почувствовали землю. Потом Кстиныч и Лева подоспели на помощь. Все вместе мы вытащили байдарку. Странно, но замерзли мы только на берегу.

Пленка почти уже отснятого фильма, упаковав ная в резиновые мешочки, уцелела. Но кинокамера на четыре дня вышла из строя, пока не удалось высушить на солнце запотевшую изнутри оптику. Поэтому неожиданная встреча с людьми — второй непредусмотренный эпизод фильма — оказалась не снятой.

Ночью черный берег, как мелом, перечеркнула ракета.

Кто-то хотел привлечь наше внимание. Мы увидели белые палатки и темные человеческие фигурки. Подплыли к берегу.

Встретили нас бородатые парни, и с ними девушка — тоненькая, светленькая, очкастенькая. Она в- легком платье и босоножках. Наряд — на радость комарам. Это были геологи и Наташа'— их начальница. Они ведут геологическую съемку, и это не романтический поиск, а суровая каждоднев-ность маршрутов. Для нас Путорана — праздничный торт, для них — хлеб насущный. Кстати, и настоящим, собственной выпечки, теплым хлебом угощали нас в эту ночь геологи.

Розовой была крыша палатьи над головой, нерешительный ветер приоткрывал полог, и тогда виделся густо, по-ночному синий уголок озера. Мы ощущали счастье. Счастье — ходить по земле и встречать геологов.

Бесшабашно веселым был геофизик Володя, чернобородый и синеглазый по-путорански. Он рассказывал, похохатывая:

— Тут к нам медведица наведалась с пестунчи-ком. До сахара не добрались, зато мыло слопали, семнадцать кусков. С досады мы на них потом и бутылку спирта списали.

А Наташа курила одну за другой жесткие мужские папиросы. Без очков серые глаза ее были строги и умны. Геологи нежно и дружески называли ее Тасей...

Утром геологи уходили «в маршрут». Стучала моторка. Одетая уже в штормовой, не проницаемый для комаров костюм, Наташа махала нам рукой. А мы тоже собирались уходить дальше, по озеру Хантайскому. И думалось: не успели вот даже узнать друг друга, но почему-то так хорошо смотреть вслед уходящей в солнечный утренний блеск моторке.

Мы шли с попутным ветром. Упружились паруса, накатывала кормовая волна, длинная и зеленая, совсем морская. Впереди берег еще невидим, и было похоже, что мы уходим в открытое море.

«Каждый должен переплыть море страха своего» — это слова из песни о лодочнике. Вспоминая их, я вспоминаю пороги Хантайки.

И вот ведь кажется, не рискуй, пронеси байдар-

19