Вокруг света 1964-07, страница 27

Вокруг света 1964-07, страница 27

соким и самым низким нанду, что малыши никак не поспевали за родителями. Франческо излагал программу на ближайшие дни, когда появились долгожданные гости.

— Гуанако!

Их было четверо: две самки, самец и маленький симпатичный детеныш — чуленго. Подойдя к отмели, гуанако остановились. Они стояли примерно на расстоянии двухсот метров. Высокий, стройный самец со светло-коричневой шерстью первым двинулся к реке. Вскинув голову и навострив уши, он внимательно глядел по сторонам, ступая медленно и лениво. Горделивая осанка и внешне равнодушный, надменный вид характерны для гуанако, но сейчас он показался мне просто застенчивым существом, которое с наигранным хладнокровием отыскивает туалет. Сзади, ожидая приказа, неподвижно стояли «родственники».

Притаившись в засаде, мы ждали приближения врага. Глядя на величественную фигуру стройного гуанако, я на миг растерялся — уж очень бросалась в глаза разница между моими и его размерами. Обычно гуанако весит около четырех центнеров: это самое крупное из млекопитающих Южной Америки, на которых ведется охота. Впрочем, опасности для нас не было никакой. Мне представилось, что я укрылся на краю дороги, чтобы убить лошадь. И, главное, только для того, чтобы завладеть ее шкурой. Так уж ли это необходимо?

Я шепотом поделился с Франческо своими сомнениями, но он ответил, что шкура гуанако убережет нас от плеврита или от серьезной простуды. Плеврит на расстоянии нескольких сот километров от ближайшего

врача отнюдь не показался мне праздничным подарком. Значит, сейчас речь шла об особой форме борьбы за существование. Получив, таким образом, согласие природы и успокоив свою совесть, я тоже взял гуанако на мушку, хотя подобная предосторожность была излишней, ибо гуанако никогда не приблизился бы на нужные мне для открытия огня тридцать метров.

На полпути гуанако попал под огонь Франческо. Почти одновременно с выстрелом я услышал негромкий сухой стук, точно кто-то ударил в барабан. Должно быть, пуля пробила гуанако грудную клетку. Животное рванулось, словно выстрел только напугал его, но не ранил, как вторая пуля настигла его. Гуанако рухнул на песок и замер.

Франческо с первого раза попал в цель, но без второго выстрела животное пробежало бы не один километр, прежде чем свалиться мертвым на землю. Третий, последний выстрел прервал агонию. Его родичи умчались в самом начале «дуэли» и сейчас жалобно кричали откуда-то с холма. Их печальный крик был похож одновременно на блеяние овцы и ржание лошади. Снять шкуру с гуанако дело нелегкое, и Франческо понадобилась моя помощь. Это оказался красивый, еще не старый самец с чудесной, не особенно длинной шерсткой. Мясо гуанако, которого хватило бы на роту солдат, увы, несъедобное. Его острый запах напоминает карболовую кислоту, вызывая понятное отвращение.

Мы постарались как можно лучше почистить и просушить шкуру, слегка присыпав ее солью. Через два дня пол нашей палатки украсит отличный меховой ковер!

Перевод с итальянского Л. ВЕРШИНИНА

ЩИТ У ДОРОГИ

(Окончание. Начало на стр. 14)

Салех не ошибся. К вечеру соорудили навес из пальмовых листьев, стащили со всей деревни скамейки, на двух бамбуковых палках приладили висячие лампы. Вати дрожащей рукой вывела на доске первую фразу. Прочитала. Беззвучно шевеля губами, ученики повторили ее вслед за учительницей. И узнали, что на двухстах наречиях и диалектах говорят жители их родины, что на тысячах островов раскинулась она, вечнозеленая и гористая, омываемая парными водами океанов и морей, обдуваемая теплыми ветрами тропиков. Что и белозубые бата-ки, и темно-желтые минангкабау, и похожие на индийцев балийцы. и курчавые жители Молуккских островов, и папуасы Западного Ириана — все начали изучать единый «бахаса индонезиа» — индонезийский язык.

Определенных часов занятий не было. Вати занималась то с группами, то с одиночками, приходила в хижины спрашивать заданный урок. Детишки стали бессменными ее спутниками. Они охотно носили тетради и книжки, стремглав бегали по ее поручениям во все концы деревни, задавали ей тысячи вопросов. Каждый вечер ее стол ломился от фруктов. Чего только не притаскивали признательные крестьяне в подарок учительнице: колючие дуриа-ны и розовые джамбу, фиолетовые мангисы и желтые манго, медовые ананасы и сахарные бананы.

Все было бы хорошо, только три месяца нет вестей от Сулеймана. Иногда сердце пронзала такая грусть, что в пору бежать в Сурабаю. Нет, она тоже не будет писать. Дядя Салех, добрая душа, приискал ей жениха. Каждый вечер, будто невзначай, он расхваливал сына муэдзина: ум превозносил до небес, красоту и образованность расписывал. И хотя сам муэдзин давно примирился с учительницей, стал помогать ей, а его сын не сводил с Вати глаз, она редко заходила в их дом.

Побежала только раз, когда муэдзин вернулся из города, с крестьянской конференции. Сказали Вати, что привез он для учительницы письмо. Вбежала в дом, ниспослала благословение аллаху, спросила с порога:

— Весточку, говорят, привезли мне.

— Перед конференцией какой-то моряк все расспрашивал, кто из нашей деревни приехал. А какой ветер тебе об этом нашептал?

Вати вспыхнула, нетерпеливо попросила:

— Не томи, дядюшка, дай письмо.

Вати долго не решалась прочесть его. Наконец надорвала конверт. Строчки торопливо бежали по бумаге. Сулейман писал, что она молодец, что он горд за нее, что недавно в газете среди лучших учителей было названо ее имя. Моряки, узнав, что Вати его невеста, горячо поздравляли: отпустил невесту в деревню, значит он очень сознательный.

Вати не вытирала глаза. Старый Салех тихо вышел. Всем хорош дядя Салех, но уж очень любит новости. В деревне как раз наступило время ужина. Он шепнул соседям, те — дальше; через час о письме знала вся деревня. И когда она пришла на урок, ее встретили улыбки, а пожилой крестьянин хитровато сощурился и на правах старшего осведомился:

— Вся светишься, учительница. Что приключилось?

Вати смотрела в их открытые лица:

— Радость у меня, дедушка. Жених письмо прислал, а до этого не писал. Он тоже грамоте обучает. После службы во флоте учителем стал.

Салех ворчливо заметил:

— Почесали языки, заниматься пора.

Трудно дается письмо рукам, привыкшим к мотыге. Но они упрямы, эти руки, и непослушные буквы ложатся на бумагу.

Сулейман приехал через год. У самого въезда в деревню он увидел большой щит. Печатными буквами на нем было написано: «В нашем округе безграмотность ликвидирована в октябре». Ниже чья-то неуверенная рука дописала: «Потому что очень хорошая у нас учительница».

23

*