Вокруг света 1964-07, страница 66

ВСЕМИРНО „НЕИЗВЕСТНЫЙ"

РОМАН БЕЛОУСОВ

Немало загадок таит в себе мир литературы, они как «белые пятна» на карте. Есть в этом мире и свои Колумбы, неутомимые «книгопроход-цы», капитаны книжных морей, открыватели литературных «земель».

Его книгами зачитывались во многих странах — они были переведены почти на тридцать языков и изданы тиражом в 25 миллионов экземпляров, но подлинное имя автора оставалось загадкой. На вопрос, кто такой Б. Травен, отвечали: всемирно известный «неизвестный» писатель.

С произведениями Б. Травена знакомы и советские читатели. На русском языке были изданы его романы «Сборшики хлопка», «Восстание повешенных», «Клад Сиерры Мадре», «Проклятое золото», «Поход в страну Каоба».

В книгах Б. Травена привлекает правдивое изображение жизни Мексики. Писатель рассказывал о тяжелых условиях, в которых трудятся мексиканс гте рабочие-лесорубы, пеоны. Б. Травен осуждает тиранию, расизм. Прогрессивный мексиканский журнал писал, что «ни один мексиканец, ни один иностранец еще не изобразил мексиканскую действительность с такой правдивостью».

Рет Марут. Фото 1915 года.

И тем не менее личность автора этих книг_; его подлинная биография почти четыре десятилетия оставались неизвестными.

Кто же он? Кто скрывается под именем Б. Травена?

Усердные литературоведы штудировали книги Б. Травена, стараясь найти в них разрешение загадки. Частные детективы обследовали целые области Мексики, где, как было известно, жил писатель. Дотошные репортеры охотились за каждым «подозрительным», в ком им виделся таинственный автор романов Но все было напрасно.

Травен бежал от славы. Это казалось неправдоподобным в мире бизнеса, было похоже на парадокс.

Нередко через печать с ним пы-

«Генеральный уполномоченный» Б. Торсван. Снимок, сделанный Луисом Спотой в 1948 году. *

тались вступить в разговор, задавали вопросы: кто он, где скрывается, почему? Травен требовал на страницах газет, чтобы его оставили в покое, прекратили охотиться за ним.

«Я чувствую себя рабочим среди людей, — говорит Травен, — безвестным и неназванным, как каждый рабочий, который вкладывает свою долю в движение человечества к прогрессу».

Стремясь раскрыть загадку Травена, расшифровать буквы «Б. Т.» — так иногда подписывался этот человек, — литературный мир создал не одну легенду. У него были двадцать две «достоверные» биографии. Одни утверждали, что под этим псевдонимом скрывается американский моряк, другие заявляли, что Травен — это бывший русский князь, по мне-

родные звуки. Нет, это не ветер, это явно кто-то продирается через чащу!

Первым показывается Чочиа, за ним Наливкин, за ним Лазуков.

— Ваня и Валерий не вернулись? — встречает меня вопросом Николай Григорьевич. Он озабочен и вымотан до крайности. — Там, — он машет в сторону хребта, — что-то невообразимое. У вас снег был?

— Братцы! Прежде всего давайте-ка костер, — говорит Василий Дмитрич.

Груда заготовленного сушняка лежит под елкой, и через минуту огромный столб пламени поднимается в небо.

Я помогаю Василию Дмитричу стянуть насквозь промокший непромокармый плащ. С кепки, с рубахи, со штанин — отовсюду капает, льется вода. Сухой осталась только кинокамера, Василий Дмитрич осторожно достает ее из-за пазухи.

— Кадры — во! — Он по-мальчишески показывает посиневший большой палец. — Четыре кассеты снял!

Около костра на шестах развешиваются штаны, трусы, носки, все мокрое, ни на ком не осталось живой нитки. Рубахи, оказывается, удобнее всего сушить не снимая — подставить к огню спину, потом бок,

потом грудь. Пар клубами окутывает полуголые фигуры.

О пережитом все трое рассказывают короткими отрывистыми фразами:

— Отошли мы недалеко. Смотрим, туман вползает. А с ним шутки плохи. Мы бегом домой...

— Ветер там такой силы, что подхватывает и несет черт знает куда.

— Дождь был, как град, крупный...

Николай Григорьевич беспокойно поглядывает на запад — не развиднелось ли? Но там все так же темно и мрачно.

— Если не придут через полтора часа, пойдем искать!

Время в таких случаях, как правило, не тянется, а бежит стремглав. Еще не успели как следует высохнуть ботинки и сапоги, не весь опорожнен чайник, а намеченный срок уже вышел. Николай Григорьевич смотрит на часы:

— Ну что ж, давайте собираться. — Он очень серьезен и сосредоточен. — Берем сухие вещи немного еды...

Ветер дует с прежней силой. Из набежавшего черного облака хлещет косой ярый дождь.

60