Вокруг света 1964-08, страница 58,ву п@д мою шальную пулю. Бедная -птица замертво рухнула на землю. Мне даже не понадобился охотничий нож, который я смело выхватил из-за пояса, чтобы нанести врагу последний удар. Я бы еще долго соображал, что мне делать с этой тушей, если бы на помощь не пришел Франческо, прибежавший на выстрел. Исследуя, куда же угодила моя пуля, Франческо не удержался от изумленного восклицания: — Каррамба! Он сказал, что лишь такой меткий стрелок, как я, мог целиться в голову. Сам он обычно старался попасть нанду в бок или в бедро, что, понятно, куда проще. К тому же, ему вряд ли удалось бы попасть в крохотную голову нанду или в тоненькую шею. Франческо •еще долго поздравлял меня. Я не остался в долгу и заявил, что он превосходно гребет и непонятно почему отказывается вести каноэ. После обмена любезностями Франческо, к моему великому изумлению, не ощипал бедного нанду, а снял с него шкуру. При этом он не повредил и не потерял ни одного перышка. Все это он проделал с такой же легкостью, с какой снимают рубаху. С некоторого времени шкура нанду стала цениться дороже перьев. Из нее деляют экстравагантные кожаные туфли со вмя-тинками в тех местах, где были перья. Эта мода весьма отразилась на здоровье нанду: уменьшился спрос на его перья, но сильно возросла в цене его шкура. Если раньше у бедной птицы были кое-какие шансы на спасение, то теперь их не осталось вовсе. По указанию Франческо я вырезал из крестцовой и тазовой костей нанду два огромных бифштекса и отделил желудок. Очищая его, я удивлялся содержимому этой большущей сумки: месиво из листьев, множество камешков, два кактуса величиной с кулак, со всеми колючками и какие-то незнакомые мне коренья. Назначение двух бифштексов я понял сразу; немного твердоватые, они все же пришлись нам по вкусу. Но вот зачем нужно было вырезать несъедобный, с моей точки зрения, желудок, я никак не мог догадаться. В лагере Франческо, как всегда, подробно и убедительно все мне объяснил: желудок разрезается на тоненькие дольки, которые затем оставляют сохнуть на солнце. Когда они хорошенько высохнут, их размельчают в порошок, добавляют немного соли и сахара и высыпают в мешочек. Если у вас не дай бог заболит живот или возникнут трудности с пищеварением, тут же примите щепотку порошка, разбавленного в воде. Итак, мы сделались обладателями своего рода домашней английской соли. Увы, мое знакомство с американским страусом началось и кончилось в тот же день. Больше мне уже не удалось встретиться с ним с глазу на глаз. Зато нам пришлось познакомиться с новым представителем местной фауны. ПЛОТ-«ЛЕДОКОЛ» Это был обычный европейский заяц, завезенный сюда моряками. На своей новой родине заяц весьма легко акклиматизировался. Как бравый и трудолюбивый эмигрант, он стал быстро размножаться и завоевыьать все новые и новые земли. В этом районе зайцев предостаточно, хотя и не так много, как на севере Патагонии, где они стали истинным бичом земледельцев. Однако и в этих затерянных в пустыне уголках земли до них добрался человек, хорошо ли, плохо ли, но представленный мною и Франческо. И вот теперь мы предали бедных зайцев огню и мечу, и по вечерам их шкурки уныло висели на кустах у нашей палатки рядом со шкурами нанду, лисиц, нутрий. На смену красной лисе мало-помалу пришла серая, к счастью, значительно меньших размеров. Ведь наша работа становилась все более тяжелой. Когда все двадцать пять капканов вступили в действие, а это случалось почти каждый день, нам приходилось шагать по 12—15' километров в день. Если путь от палатки до капканов с одним лишь ружьем за плечами был приятной прогулкой, то возвращение превращалось в мучительный марш. Мы еле плелись, согнувшись под тяжестью богатой добычи. Кроме того, силки на зайцев, хоть мы и ставили их вблизи палатки, тоже надо было обойти один за другим. Но если ставить силки можно научиться, то собирать их — никогда. Обнаружение силков требует от охотника титанического напряжения памяти и зрения. Ведь нужно отыскать тоненькие куски проволоки длиной в несколько сантиметров, спрятанные тщательно и в самых немыслимых местах. По моим наблюдениям, если старые, опытные охотники теряют десять-пятнадцать процентов всех силков, то это уже крупный успех. Я обычно терял их от восьмидесяти пяти до девяноста процентов. Франческо же достаточно было пяти-шести обрывков бумаги, чтобы найти силки все до одного. |