Вокруг света 1964-09, страница 42

но так же высоко в небе оставляет за собой след самолет.

Иосиф иногда останавливает оленей, и мы осторожно обламываем с их ноздрей и губ лед.

Пробежали высокий окатистый холм, густо поросший лиственницей, елью и березой, с лысой вершиной. Место это зовется Крест. О нем Иосиф рассказывает легенду. Давно-давно с первым льдом направился в тайгу жадный купец, решил опередить своих конкурентов: «Всю пушнину заберу, в барыше буду». Да только встал на пути Тунгуски могучий холм. Бросились на него стрежневые волны, начали льдины на берег выпирать. Захороводилась вокруг вода, закрутилось крошево. Сверху еще льдины сбежали, встал на время ледоход, река силу набирать стала. И в самую круговерть с крошевом и льдинами занесло купеческий шитик. Опрокинуло, раздавило, как гнилой орех Купец тонуть стал. Был он мусульманин. стал на помощь аллаха призывать, не помогает аллах — не слышит.

Взмолился купец: «Помоги мне, русский бог, коли аллах не слышит! На холме тебе крест поставлю». Но л русский бог купца не услышал. Он уже ко дну пошел, да увидел его с берега эвенк-охотник. Спас купца. Говорил ему: «В тайге человек к человеку идет. Человек человеку помогает. Будешь так жить — хорошо будет Нет⁹ Не поможет тебе ни аллах, ни бог».

Купец охотника выслушал, ухмыльнулся. Крест все-таки на холме поставил — большой, деревянный. A fjot человеку навстречу никогда не ходил. И погиб скоро: съел его амака, а крест сгнил скоро и рухнул.

Ночь приходит быстро. Старый месяц умер, новый еще не народился. Синяя, безмолвная ночь. Звезды осыпали небо, теплятся, перемигиваются, путаются в рогах оленей. Молоденький олененок жмется к моим нартам, заглядывает в лицо, отогревая его своим дыханием.

Мороз крепчает. И звон конги-лона -■ - колокольчика наполняет всю ночь.

Юрха, — кричит Иосиф, однако, курить надо, кровь греть надо! — Он останавливает оленей. Закуриваем.

— Иосиф, а ты можешь спеть песню каюра? Свою песню эвенка?

Однако, спою. На-ка, Юрха, не для баловства, а для согрева, чтоб не замерз. — Он протягивает мне дорожную хлорвиниловую флягу. Делаю несколько глотков острого горячего спирта. Закусываю, как и Иосиф, снегом. Мы смеемся, и смех наш раскалывает тишину.

— Еще маленько — и дом. Садись, побежали! — командует Иосиф и трогает свою упряжку.

36

Песню чаюра спеть не забудь! -- кричу, падая в нарты.

— Однако, спою...

И заводит высоким чистым голосом:

Забота у нас простая, Забота наша такая: Жила бы страна родная — И нету других забот...

Я вслушиваюсь в песню, улыбаюсь и, не вытерпев, подхватываю.

Бегут олени, бегут звезды в небе, бежит тайга, бежит белый ар-гиш. Бежит в ночи наша с Иосифом песня..

Аргиш сворачивает в тайгу. Олени чуть замедляют бег. Иосиф замолкает: надо глядеть в оба, с каждой минутой тайга гуще, дорога незаметнее. И, наконец, замирает торопкий стук копыт.

- Юрха, спишь? Однако, домой приехали!

Кругом тайга, такая густая, что неба не видно. В темноте едва различаю несколько нарт. Бродят смутные тени, приглядываюсь — олени, нарты, а чуть подальше — теплый огонек.

Слышу голоса и наконец-то различаю островерхий чум. Я в оленьих стадах колхоза «Красный таежник», в семье колхозника-оленевода Дмитрия Егоровича Попова.

Встречают меня очень радушно. Евгения Петровна, хозяйка, дочь Петра Владимировича Сычогира, усаживает меня на почетное место в чуме, стелет оленьи и медвежьи шьуры, готовит медвежатину, греет чай. Анатолий, второй сын Поповых, вешает в чуме два карманных фонарика.

— Как в Москве, с электричеством! — шутит он.

Долго сидим мы вокруг жаркой печурки. Нет конца разговорам и расспросам.

— А какая она, Москва?

— А в Мавзолее был?

— А Кремль видел?

- Однако, Иосиф, приезжал бы ты в Москву. Все бы видел там. Потом рассказывал, — говорит сыну Дмитрий Егорович.

Однако, сбегаю, — соглашается Иосиф.

ГОШКИНЫ ЗВЕЗДЫ

Ночью я просыпаюсь от тишины. Поворачиваюсь на спину и долго смотрю в небо. Круглый пятачок хонара, в который уходит дым от печурки, сейчас чист. Смолье давно прогорело, и в хонар нападали звезды. Голубые, с льдистым отливом, они медленно плывут в небе.

Я вслушиваюсь в ночь, и мне на мгновение чудится, что я слышу далекий-далекий шорох. Шорох миллионов звезд в морозном небе. Сейчас они кажутся мне такими близкими, что только поднимись, протяни руки, и их голубые венчики медленно соскользнут в ладони.

Я высвобождаю руки из-под горячей медвежьей шкуры, прикрываю пальцами глаза, и тогда звезды почт^ касаются моих ресниц. Так я лежу минуту, час, а может быть, и всю ночь. Время оставило меня, я не ощущаю его...

В хонаре поблекшие, но все еще яркие звезды, полог в чум приоткрыт, и ближний рассвет обозначил в нем белый квадратик. И кто-то ходит и ходит там снаружи ровными сторожкими шага

ДВЕ

водны

«Волшебный» глаз фотообъектива сблизил волны, столь далекие друг от друга.

...Каменный «водопад», точнее — «лавопад». находится на северо-востоке Австралии, у города Мосмен. В третичный период некоторые части материка поднялись, причем через трещины в земной коре выступила лава. Застывшие базальто-