Вокруг света 1965-01, страница 78

Я огляделся. Две смежные небольшие комнаты, отделенные друг от друга тонкой перегородкой без дверей. Письменный добротный стол, высокие стеллажи с книгами — в одной, а в другой — железная койка, старенькая тумбочка с телефоном. Опрятное холостяцкое жилье. Была в нем одна особенность — повсюду: на подоконнике, на столе, на полке—в стеклянных банках стояли цветы. Их было много — флоксы, георгины, астры.

— Чем могу? — спросил он, приглашая садиться.

Я взглянул на стол, где лежала раскрытая книга, а поверх нее — очки, и назвал себя.

— Очень хорошо, — сказал он. — Хотите чаю? — и весело прищурился. — С медом... Я как раз поставил. Вон уже кипит. Слышите, посвистывает?

Он проворно встал, вышел в коридорчик и тотчас вернулся с чайником.

И вот мы сидим за столом, пьем чай и говорим о том, о чем часто говорят в этом городе, — о химии.

— Тысячелетия химия существует, а только, только... начинаем, — говорит Иван Афанасьевич.

— Почему же «только, только»?

— А может быть, это естественное состояние всякого исследователя? Если мы говорим себе: «Только, только начинаем», — и говорим всю жизнь, то это и есть поиск? А вы как думаете?

— Пожалуй.

— Пожалуй, — повторил он. — Есть два пути в каждом деле. Один как бы копировальный. Берется в основу завершенное, и делаются попытки совершенствовать его. Тут легко сбиться на подражательство. И другой путь — созидательный. Прежний опыт служит лишь трамплином для принципиально нового... Знаете, как мы тут начинали? Впрочем, и сейчас только начинаем. Наш нефтехимический комбинат выпускает теперь сорок видов продукции. Но это пустяк... Кет, нет, я не преувеличиваю. Объясню вам позднее, в чем дело... Так вот, о начале. После войны у нас некоторые упорно заговорили об искусственном топливе. Пошло это от того, что некоторые копировальщики, считая себя смелыми людьми, стали ссылаться на немцев. Дескать, они очень здорово научились производить синтетический бензин. Надо бы и нам. Отстаем, дескать, братцы. Тут не учли са

мого простого, У немцев не было нефти. Они знали, что синтетический бензин во много раз дороже произведенного из нефти. Но у них не было другого выхода. Однако копировальщик есть копировальщик. Он берет созданное и бездумно надевает на него костюм новаторства. А разгадать, что кроется под этим костюмом, не всегда бывает просто. И вот что получилось. Такой завод искусственного топлива решили построить у нас. Это на земле-то, где так велико богатство нефти и газа! Но мы пошли по другому пути. Создать на базе этого завода принципиально новое. Производить на нем химические продукты из нефти и газа. Это было двенадцать лет назад. Сейчас у нас огромный комбинат. Вот вам и «пожалуй». И ведь до сих пор не раскрыты все качества нефти. Нет, не раскрыты. Мы вот производим сорок видов продуктов. Но действительно это только начало.

Сказав это, он неожиданно рассмеялся, быстро потрогал чайник — не остыл ли.

— Ладно, давайте еще чайку.

— Но ведь не каждому дано, — сказал я, — все время быть в поисках. Кто-то и копирует. И не всегда, далеко не всегда он должен осуждаться. Чтобы быть в поисках, нужно призвание.

— Призвание? — наклонил он голову и как-то сбоку посмотрел на меня. — Хотите, я вам расскажу историю. Когда ехал сюда на работу, в купе повстречал попутчика. Человек был хмур, сразу же предложил выпить.

— Горе? — спросил я у него.

— Нет. Просто не повезло. Еду главрежем в Стерлитамакский театр, — объяснил он. — В самую дыру загнали. Если бы не призвание, ни за что бы не двинул.

И тут он узнал, что я из Москвы по своей доброй воле направляюсь в Салават. Через годик оказался я в Стерлитамаке. Решил зайти в театр. Он узнал меня, хорошо усадил, просил: «Кончится спектакль, заходите, расскажете, как понравилось».

Я удрал со второго действия. Такая беспредельная скука царила на сцене, хоть вой. А между прочим, я потом узнал, что этот же самый режиссер в Москве, еще до Стерлитамака, поставил два неплохих спектакля. Значит, человек был с талантом и не зря говорил о призвании. Так вот то-гда-то я и подумал, что, кроме призвания, есть еще линия пове

дения. Она-то, может быть, все и решает... Согласны?

— Пожалуй.

— Опять «пожалуй», — улыбнулся он. — Вот что я вам хотел еще...

Но в это время резко зазвонил телефон. Иван Афанасьевич пружинисто поднялся, прошел в соседнюю комнату. Он держал трубку, чуть отставив ее от уха. Мне хорошо было слышно, как заставлял трепетать мембрану взволнованный молодой голос, хотя слов я разобрать не мог.

Потом на другом конце провода замолчали, молчал и Иван Афанасьевич. И так было долго.

— Ладно, — наконец сказал он. — Высылайте машину, сейчас подъеду.

Он прошел ко мне, но посмотрел куда-то мимо и опять напомнил мне доктора, которого, несмотря на поздний час, потребовали на вызов.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Пока нет... Новый начальник строительного управления. Двадцать два года парню.

— Нужно помочь?

— Нет, зачем же. Сам справится. А вот проверить не мешает.

Он стал собираться, а я, вспомнив о цели своего прихода (раньше мне казалось, что не настало время спрашивать), сказал:

— Вы знали Зарифа Габитова?

— Габитова? — переспросил Иван Афанасьевич и опять посмотрел мимо меня, но тут же спохватился, виновато усмехнулся: — Приходите еще... Мы поговорим... Обязательно поговорим...

За окном проскрипела тормозами машина.

...Я возвращался к себе в общежитие. Над Салаватом висели крупные звезды, пахло влажной зеленью. За деревьями, на скамьях у подъездов слышался приглушенный шепот.

4

Издали комбинат похож на огромный линейный корабль, на всех парах врезавшийся в степь.

А вблизи... Асфальтовые трассы. Скрещения труб. Красные здания цехов.

Подрагивают стрелки приборов. Пол покачивается, как палуба. На дверях надписи: «Без противогазов не входить». Вверху на тридцатиметровой высоте голубеют окна крыши.

— Зариф Габитов? Как же! Мой начальник!

76