Вокруг света 1965-06, страница 20

в кружке широким ножом. Ему еще долго так сидеть, потому что ему вместо сахара положили в кружку кусок мрамора.

— Слушайте, так же нельзя! Бурундук мне прямо на голову прыгнул. Глаза может выцарапать.

— Навстречу утренней заре... Тир-лир-лир-лим... По Ангаре...

— Это что, — замечает Алексеев, — бурундук на голову... Вот на одного моего знакомого медведь наступил. Прямо на ухо. И то ничего.

— Это ты о чем? — настораживается Пупышев. — На что намекаешь?

— Ни на что. Просто так вспомнил. У меня ведь очень много знакомых.

— Пупышев! Слышь, Пупышев! Вынь-ка там из кружки камень да кинь его в Алексеева!

— Лучше видимость проверь: ветерок вроде подул.

Ветерок подул снизу. Снял облако и открыл зеленое вечернее небо с красным солнцем, стоящим меж дальних сопок. Но сто пятая вершина по-прежнему не подсвечивалась четко. Оставалась надежда на солнце утреннее.

Наступила бледная северная ночь. Горы лежали вокруг темными, насторожившимися тушами. Внизу в распадках изредка кричали звери. Потом снова приплыло серое облако и посыпало нас тонкой снежной пылью.

Только рано утром солнце бросило несколько лучей между Сто пятой вершиной и той, которая была нежелательным фоном. Лучи создали между вершинами дымку. И Сто пятая четко выступила на туманном фоне. Всего пятнадцать минут длилась удачная подсветка, но этого было достаточно. Борис, который сам же и уловил эти минуты, быстро определил нужные параметры, после чего объявил подъем. Надо было ставить топографический знак.

А в десятом часу после переговоров по радио с базы «пришел борт» — прилетел вертолет,, на котором находился Сорокин. Бригаду перебрасывали па следующую вершину.

Пока сворачивали нехитрое хозяйство, Сорокин, Борис, Пу-

Рисунки С ПРУСОВА

пышев и Носсель колдовали над картой. Выбрали две вершины («вот эти две пупышки»), на которые надо было ориентироваться при полете.

Сегодня было ветренее и жарче. Вертолет падал с вершины почти до земли, до оранжевого, бархатного' болота. Потом стремительно пошел низами, полого набирая высоту. Машину трясли восходящие воздушные потоки. Швыряло внутри пустую железную бочку, раскачивало подвешенные к потолку приборы и оружие. А за бортом, меж скал, над тайгой,

в облаках летело, сверкало, било в глаза белое, буйное солнце.

Новая вершина оказалась острой, как очинённый карандаш. О высадке прямо на нее нечего было и думать. Облетев ее по кругу, Носсель высмотрел узкий наклонный гребень.

На этот раз было не падение — падать было не на что, — а медленное, натужное сползание вниз вдоль гребня. Резиновые колеса изредка задевали о камни, двигатель грохотал на пределе.

Геодезисты стояли наготове у открытой дверцы и ждали сигнала. Каждый держал на руках по хрупкому предмету.

— Пошел! — закричал бортмеханик.

Первым прыгнул Борис, прижимая к груди теодолит, за ним — остальные. Пупышев упал и выронил рацию. С Семена сорвало ветром кожаную шапку. Мы выбросили на гребень палатку, продукты, мешок с цементом и спальные мешки, после чего вертолет облегченно взмыл вверх.

До вершины ребята должны были добираться сами, таща на плечах тяжелый груз, воду и дрова. Однако Носсель и Сорокин собирались облегчить им восхождение и сбросить связку швеллеров и железную бочку для топографического знака почти на самую вершину, туда, где лепился на крутизне клочок чахлой тайги.

На первом заходе вниз полетела бочка. Подпрыгнула и застряла в стланике. Второй заход — и так же точно упали швеллеры.

Ребят уже не было видно. А через пятнадцать минут полета и вершина, на которую их высадили, потерялась в десятках, сотнях таких же безымянных вершин.

На топографической карте появилась еще одна точка.

18