Вокруг света 1965-10, страница 78

Мы услышали странный этот голос перед ночью; был час тишины, и сквозь ветви сочился поздний свет — ослабнувший и словно помертвелый, — и тайга стояла нечеткая, вся в размытых тенях, в сером дыму.

Мы шли по завалам увязая в сыпучем снегу, усталые и сильно зазябшие.

— Шабаш, ребята! — сказал, останавливаясь, Ананьев — Ни день, ни тьма — самое время отвратное, будь оно неладно... Пора ночлег изготавливать.

И в этот момент донесся из сумрака голос.

Непонятный это был голос. Он возник на негромкой ноте, летел над тайгой и рвался с коротким всхлипом. Словно бы кто-то задыхался там — плакал или смеялся тоскливо... Нет, скорее плакал. А может, грозил?

— Эт-то еще что? — спросил, стукнув зубами, практикант Гриша; тревога метнулась по его лицу.

— Не пойму, — сказал Ананьев. — Сроду не слыхивал.. — Он надвинул брови. — Не слыхивал, нет! А уж я-то, кажется, здесь все наскрозь понимаю...

Охотник-промысловик, старый лесной скиталец, он

познакомился с нами случайно и не очень давно в одном из тазовских сел.

— Геологи? — спросил он. — Куда же это вы топаете вдвоем, на зиму глядя? Сгибнете не за по-нюх, ай-ай!.. — и тут же с легкостью согласился проводить нас к низовьям Таза.

— В тайге что любезно? — говорил он. — Воля! Иди хоть на сто верст, дыши — не надышишься...

Где-то на Туруханке имелся у него дом и, кажется, семья, но, судя по всему, бывал он там не' часто и не любил оседать. Косматый, в медной нечесаной бороде, был он угрюм и беспечен и весь пропитан сыростью и кислым самосадным духом. Он стоял теперь, переминаясь в снегу, сопел, налаживая папироску.

Голос шел с заката — из-за тусклой еловой гривы, — тосковал невнятно и перемежался хриплым клекотом. Он полон был смятения и ярости, этот голос, и звучал, забирая все выше и все пронзительней... И вдруг пресекся. Всхлипнул шумно — вздохнул.

И сразу же в уши нам мягко надавила тишина.

— Зверь какой-то... — сказал Гриша.

76