Вокруг света 1966-01, страница 6

Нас, археологов, десять. Сжавшись в комок, чтобы меньше вобрать в себя пыли, с усердием ищем ускользающие от нас глинобитные стенки. Пыль смерчами носится по раскопу, и песок на-доедливо-привычно скрипит на зубах. Черепки битой посуды ле-.зут из земли с такой быстротой, что едва успеваем размещать их на площадке полевого музея. Записи в дневнике прыгают, не всякое слово сразу разберешь. Хоть бы завтра тихий, не ветреный день! Это уже отдых, когда можно чертить план и при этом в прорези компаса видеть туго натянутый шнур; описывать керамику, не прилагая усилий на то, чтобы унять пляшущие листки.

Вот к нам с противоположного края раскопа прибегает запыхавшийся рабочий — на его ладони лежит плоская статуэтка. Панцирь перепоясан широким кушаком, островерхий шлем. Голова чуть запрокинута — будто вслушивается, насторожился воин. Широкий меч пока мирно лежит на плече.

И опять поиски, и опять сотни уже давно знакомых черепков. Наконец на одном из участков исследованы и сняты слои X века и начата расчистка лежащего ниже дома. Когда он построен, мы еще не знаем. Здесь в срезе холма уже давно виден маленький кусок стены, покрытый ярко-синей краской.

Слой за слоем комната освобождается от обломков рухнувших глинобитных стен.

...Много кусков с синей краской, но вот маленький кусочек, где по синему тонкой кистью нанесены черные колечки вокруг ярко-красного пятна. Еще несколько похожих обломков, по которым только можно сказать, что роспись была необычно тонкой.

И вдруг на синем фоне резко выделился красный круг с желтыми лепестками — щит. Тонкая, слишком изящная для воина рука держала его; синее поле перерезало черное древко копья.

Скальпель отделяет крохотные комочки плотной земли, из-под которой появляются все новые и новые линии, черные и красные на красном и синем. До режущей боли в глазах всматриваемся в разбегающиеся легкие штрихи — пока ничего не разобрать. Но вот только что отскочивший кусочек земли открыл ноготь, ноготь на манерно изогнутых пальцах руки. И сразу становятся понятным и плечо, и рука, согнутая в локте, с браслетом на запястье, и локоны волос, длинный меч и короткий кинжал, и вся поза человека, сидящего на пятках. Выше плеч — пустота.

Начали расчищать стену в соседнем зале. Отчетливо выделились на все том же синем фоне

бородатые головы, крупы лошадей, фантастические звери, тончайше выписанные на тканях одежд.

Трудно бросить скальпель и кисть и уйти в палатку на перерыв. По очереди уговариваем друг друга не пренебрегать хлебом насущным. Полуденный завтрак — прежде такой желанный отдых в тени — превратился в повинность, отбыть которую следовало поскорей. Забыта жара, забыты пыль и тяжелый запах химикатов. Постепенно открывается сцена, большая, яркая композиция из многих фигур животных и людей. Но семь часов — такой маленький отрезок суток. Пора домой.

А через два часа кто-нибудь не совсем уверенно, так, чтобы не навязать своей идеи другим, сообщал о намерении вернуться на раскоп. Будто все только и ждали этого робкого голоса. Значит, сегодня мы прибавим к тому, что есть, еще чье-то ухо, нос, ногу.

...И настал день, когда перед нами на десятиметровой, все еще не до конца раскрытой стене, возникли застывшие в вечном движении величественный белый слон, гарцующие вороные, гнедые, буланые лошади, важные рыжие верблюды, шествующие гуськом белые птицы. Бородатые лица — светлые и темные, молодые и старые. Небо, еще по-утреннему

I