Вокруг света 1966-03, страница 24— Он умер? Ты думаешь, он умер? Рози вновь посмотрела на океан. Небольшой пароход с тянущейся за ним ниточкой дыма виднелся на горизонте. — Он не умер, — пояснила Рози. — Еще нет. Свою длинную винтовку Пэпе держал перед собой, положив ее поперек седла. Он предоставил лошади подниматься по склону холма и не оглядывался. Каменистый скат был покрыт лишь зарослями низкорослого кустарника, так что Пэпе без труда отыскал начало тропы и въехал на нее. У самого устья каньона он впервые посмотрел назад, но предрассветные сумерки уже поглотили постройки. Резким движением Пэпе отвернулся. Высокие стены каньона сомкнулись за ним. Лошадь вытянула шею и, шумно вздохнув, зашагала по тропе. Это была хорошо утоптанная тропа — темный, мягкий перегной, усеянный обломками песчаника. Тропа обогнула выступ каньона и круто спустилась к ложу горного потока В мелких местах вода спокойно переливалась, поблескивая в первых лучах утреннего солнца. Небольшие обкатанные камни на дне были, как ржавчиной, покрыты коричневым мхом. На песчаных берегах росла высокая, густая дикая мята, а в самой воде, на старых и жестких водорослях, обильно вызревали семена. Тропа вела прямо в поток и возникала вновь на другом берегу. Лошадь зашлепала по воде и остановилась. Пэпе бросил поводья, чтобы животное смогло напиться проточной воды. Вскоре стены каньона стали почти отвесными, и первые исполинские часовые — секвойи с необъятными круглыми красными стволами и зеленой, кружевной, как у папоротника, листвой встали на охрану тропы Едва Пэпе въехал в гущу деревьев — солнце исчезло. Насыщенный пряными запахами багряный свет лежал на бледной зелени подлеска. Кусты ежевики, крыжовника и заросли папоротника тянулись вдоль потока, а над головой, закрывая небо, смыкались ветви секвойи. Пэпе отхлебнул из мешка с водой, потом запустил руку в другой и извлек черный лоскут сушеного мяса. Белыми зубами он грыз жесткое мясо до тех пор, пока не отделился кусок. Жевал он медленно, временами запивая мясо водой... Маленькие глаза его смотрели сонно и устало, но мускулы лица были по-прежнему напряжены. Земля на тропе стала теперь совсем черной. Удары копыт по ней звучали глухо. Ложе потока поднималось все круче. Небольшие водопады разбивались о камни. Пятипалые листья папоротников клонились над водой, и с кончиков их стекали мелкие капли. Пэпе сидел свободно, сдвинувшись в седле, одна его нога болталась в воздухе. С лаврового дерева, росшего возле тропы, он сорвал лист, подержал его во рту, чтобы заглушить вкус сухого мяса. Винтовка была небрежно перекинута через переднюю луку. Внезапно Пэпе подобрался в седле, свеонул с тропы и, поторапливая лошадь ударами каблуков, направил ее за толстый ствол секвойи. Он туго натянул поводья, оттягивая мундштук, чтобы лошадь не могла заржать. Лицо его стало напряженно-внимательным, ноздри чуть вздрагивали. Глухой топот копыт послышался с тропы, и мимо проехал всадник — тучный, краснощекий человек с седой щетиной на подбородке. Лошадь его, порав нявшись с тем местом на дороге, где свернул Пэпе, опустила голову и заржала. — Пошла, пошла! — прикрикнул на нее всадник. Когда топот копыт замер вдали, Пэпе вновь выехал на тропу. Но теперь он уже не расслаблялся в седле. Он поднял винтовку и щелкнул рукояткой затвора, досылая в патронник патрон, а затем поставил курок на предохранитель. Тропа становилась все круче. Секвойи были уже не так высоки, и вершины их иссохли там, где их достигали ветры. Лошадь брела понуро. Солнце, медленно двигаясь над головой, стало клониться за полдень. В том месте, где поток вытекал из бокового ущелья, тропа сворачивала в сторону. Пэпе спешился, напоил лошадь, наполнил водой мешок. Едва только тропа отделилась от потока, деревья исчезли, лишь густой ломкий шалфей, манцанита и чаппа-раль росли вдоль нее. Мягкий чернозем также исчез, сменившись рыжеватой битой щебенкой в проезжей части тропы. Ящерицы поспешно улепетывали в кустарник, когда мелкие камни похрустывали под копытами лошади. Пэпе повернулся в седле и посмотрел назад. Он был теперь на открытом месте: его могли увидеть издали. По мере того как он подымался вверх по тропе, природа становилась все более дикой, угрюмой, бесплодной. Тропа вилась у подножий огромных кубических скал Серые'кролики шныряли вкус-тарнике. Какая-то птица издавала резкий однотонный крик. К востоку, в лучах заходящего солнца видны были голые скалистые вершины, тусклые и иссушенные. Лошадь брела по тропе все вверх и вверх — к небольшой выемке в горной цепи; это был перевал. Пэпе то и дело подозрительно оглядывался, глаза его обшаривали вершины горных хребтов впереди, На белом и голом выступе он заметил черную фигуру, но тут же поспешно отвернулся, так как это был один из темнокожих стражников. Ни один человек не знал, кто были эти стражники или где они жили, но лучше было не замечать их и никак не проявлять любопытство. Они не тревожили тех, кто не сходил с тропы и занимался своим делом. Раскаленный воздух был полон тончайшей пыли, сдуваемой ветром с выветривающихся гор. Пэпе скупо отпивал из мешка, каждый раз тщательно закупоривал его и вновь вешал на луку седла. Тропа подымалась по бесплодному сланцеватому склону, огибая скалы, ныряя в расщелины, карабкаясь вверх и вниз вдоль старых промоин. Достигнув первого перевала, Пэпе остановился и долго разглядывал пройденный путь. Черных стражников нигде не было видно. Тропа позади была пустынна. Только верхушки секвой указывали, где протекал горный поток. Пэпе тронулся дальше, через перевал. Маленькие его глаза закрывались от усталости, но лицо оставалось суровым, непреклонным и мужественным. Ветер с высоких гор, шелестя, спускался вдоль ущелья и свистел, завихряясь, у граней гранитных глыб. В небе над самым гребнем гор парил краснохвостый ястреб, время от времени вскрикивая пронзительно и недовольно. Пэпе миновал ущелье, окруженное острыми, изломанными скалами, и взглянул вниз. Тропа круто шла под уклон, извиваясь среди выщербленных скал. У подножья горы пролегало пересохшее ложе ручья, густо заросшее кустарником, а по другую сторону русла тянулась небольшая ложбинка с дубовой рощицей в середине. Узкий зеле 22 |