Вокруг света 1966-04, страница 15

tl

ж

M

У

...Три палатки со светящимися кругами иллюминаторов прямо у взлетной полосы и есть ледовый аэродром СП-13. Огни основного лагеря поблескивают километрах в двух. Далековато. Но ближе удобной площадки на взъерошенной торосами ледяной скорлупе океана не нашлось. По этой взлетно-посадочной полосе тоже, как говорится, не разбежишься. Но с благословения командира авиаотряда, опытнейшего полярного аса, аэродром все-таки получил путевку в жизнь. И одна за другой по накатанной дорожке про-

яние льдов и погоды. Мощный ледокол всегда работает на самых сложных, ответственных участках трассы. Сейчас вместе с ним караван ведут еще два ледокола — «Москва» и «Ленинград». Читаю короткие суровые фразы. Они ровными строчками ложатся на голубом бланке.

«...лед тяжелый... поля, обломки... сжатие, дрейф... продвигаемся ударами... «Москва» ведет теплоход «Качалов»... «Ленинград» ведет «Днепрогэс»... воздух плюс один... ветер северный пять баллов... туман, заряды снега... Срочно нужна ледовая разведка». Эту сводку уже требуют из Москвы. Предлагаю атомоходу несколько скопившихся для него телеграмм. Он спрашивает:

— Срочные?

— Нет, но есть служебные...

— Все равно, друг, позову позже. Сейчас у меня срок связи с Мурманском. Спасибо за прием. До свидания!..

Неожиданно слышу свой позывной на «аварийной волне», еле слышный, будто из-под земли. Спрашиваю, кто меня вызывает, и, выжав из приемника всю возможную громкость, плотно прижав ладонями наушники, с трудом разбираю позывной: УНЬВ. Это ледокол «Капитан Воронин», находящийся далеко в узких проливах и фьордах Земли Франца Иосифа, среди высоких, покрытых ледяными куполами гор. Временами его вообще не слышно, совсем затухает, снова и снова прошу дать настройку. Беру, как говорится, не на слух, а на «нюх». На телеграмму из тридцати шести слов уходят длинные десять минут. С ледокола сообщают, что подвели к месту выгрузки — высокоширотной обсерватории острова Хейса — два корабля, но у берега — широкий ледяной припай, за

крывающий подходы к станции. Капитан просит у начальника штаба дальнейших распоряжений.

Радиограмму я сразу несу начальнику смены в большую аппаратную и бегом возвращаюсь назад.

Слышу взволнованный, торопливый вызов.

— Диксон, я УЛЫС.

Этот маленький сейнер, что ходит от зимовки к зимовке вдоль берега Таймыра, развозит продовольствие и почту охотникам и рыбакам.

И на таких коробочках плавают настоящие моряки. Представляю себе, как болтает этот сейнерок даже на средней волне. Досадно, наверное, и одиноко радисту слушать этой ночью, как Диксон непрерывно работает с большими судами, ледоколами, а до него руки не доходят...

Трачу двадцать с лишком драгоценных минут, чтобы забрать с УЛЫСа все телеграммы.

В форточку тянет свежестью, слышится рев прогреваемых моторов с аэродрома. Летчики собираются в ледовую разведку — утюжить угрюмое небо над ледяным океаном, чтобы помочь кораблям проложить безопасный курс к местам выгрузки. И так же как за судами, наши радисты непрерывно следят за самолетами. Авиавахта не заканчивается и зимой, когда вся транспортная связь Арктики с Большой землей — только по воздуху. В темноте полярной ночи самолеты летают на дрейфующие льдины к зимовщикам или на маленькие островные станции, чтобы доставить почту, свежие фрукты и овощи, иной раз — вывезти больного. Но самое горячее время у авиации начнется ранней весной, когда одновременно с поиском больших ледяных островов для новых дрейфующих станций продолжится исследование полярного океана и в десятках

12