Вокруг света 1966-04, страница 23

Что же касается третьего, самого главного участника — все действие базируется теперь только на нем. Джойс находится в укрытии уже больше суток. Он там — напротив Шиарса. Ждет поезда. Состав вышел из Бангкока ночью. Была получена радиограмма.

«Что-то изменилось в атмосфере...» Вот и таи, залегший на посту у пулемета, явно обеспокоен. Он поднимается на колени и разглядывает реку.

Тревога Шиарса ,не рассеивается. Он тщетно ищет определение происшедшему. Таинственность только разжигает сомнения.

Теперь он может поклясться, чтб характер шума изменился. Человек профессии ' Шиарса инстинктивно и немедленно воспринимает и запоминает совокупность окружающих его звуков. Шум течения, трение воды о песок, треск веток, обламываемых и уносимых рекой, — все это сегодня утром было иным, менее звучным... да, именно менее звучным, чем, скажем, вчера. Шиарс спрашивает себя: уж не начинает ли он глохнуть? Или нервы у него совсем разошлись?

Но ведь «е мог же и таи оглохнуть одновременно с ним. Запах тоже изменился, внезапно доходит до .сознания Шиарса. Запах реки Квай сегодня не тот, что вчера. Испарения сырой тины доминируют сейчас надо всеми запахами, словно на берегу пруда.

— Река Квай спала! — восклит цает таи.

При разгорающемся свете дня на противоположном берегу начинают вырисовываться детали, и пораженный Шиарс разглядывает их. Дерево, огромное рыжее дерево, за которым укрылся Джойс, уже не купает свои ветви в воде. Вода в реке Квай спала. Уровень ночью понизился. На сколько? На фут? Перед деревом, у крутого берега образовался пляж из гальки, еще мокрой от воды и поблескивающей на солнце t В первое мгновение Шиарс испытывает облегчение, найдя, наконец, объяснение своим сомнениям. Он ведь правильно все почувствовал. Еще не сошел с ума. Течение изменилось. Изменилась вода. Изменился воздух. Вся «атмосфера» нарушилась. Выступившая из воды еще не просохшая

земля распространяет резкий запах ила.

Катастрофа никогда не предстает сознанию мгновенно. Только постепенно Шиарс осознает фатальные последствия этого обыденного происшествия.

Река Квай спала! Перед рыжим деревом образовался пляж, широкая плоскость, вчера еще покрытая водой, а теперь находящаяся на поверхности, — видимая! Провод... электрический провод!.. Шиарс непристойно выругался. Провод... Он вытащил полевой бинокль.

Вот он, провод. Длинный отрезок его лежит на суше. Шиарс впивается взглядом и прослеживает его от воды до самой кручи — он выделяется темной линией, замаскированной приставшими при спаде воды травинками.

Нет, не слишком он выделяется. Шиарс увидел его только потому, что искал. Провод может остаться незамеченным, если только ни один японец не пройдет там. Но берег-то, который раньше был неприступным, теперь превратился в пляж, тянущийся вдоль обрыва... Возможно, вплоть до самого моста (отсюда мост невидим) и, как чудится взбешенному Шиар-су, так и манящий пройтись по нему. Но в ожидании поезда японцам вряд ли до прогулок по берегу реки. Шиарс вытирает пот со лба.

Никогда действие не разворачивается по заранее установленному плану. Всегда в последний момент какой-нибудь обыденный, тривиальный, иногда даже смешной случай перевертывает всю наилучшим образом обдуманную программу. Шиарс упрекает себя в непростительной неосмотрительности — н> как, в самом деле, он не предвидел возможность спада воды в реке! И надо же, чтобы произошло это именно сегодня ночью, а не на одну ночь позднее или на две раньше!

Этот обнаженный пляж, без пучка травы, голый, голый, как истина, колет глаза. Река Квай, должно быть, значительно обмелела. На сколько спала вода — на фут? На два? Возможно, что и больше... Бог ты мой!

Шиарс ощущает слабость в ногах. Он прислоняется к дереву, чтобы скрыть от таи дрожь, сотрясающую его с головы до ног. Всего только второй раз за всю свою жизнь он испытывает подобное потрясение. В первый раз

это было тогда, когда руки его обагрились кровью противника. Сердце у него почти останавливается, и все тело покрывается липким холодным потом.

— На два фута? Возможно, и больше?.. Боже праведный! А заряды? Заряды пластика на устоях моста!

После того как Шиарс ушел, Джойс, оставшийся в одиночестве на своем посту, долгое время находился как бы в обмороке. Уверенность, что теперь-то он предоставлен самому себе, пьянила его сильнее алкогольных паров. Тело его не ощущало ни усталости после изнурительной ночи, ни леденящего прикосновения мокрой одежды. Ему никогда еще не довелось испытывать подобного ощущения свободы и мощи.

Когда он пришел в себя, он должен был употребить усилие, чтобы поторопиться до близкого уже рассвета выполнить некоторые приготовления. Если бы эти мысли о необходимости обезопасить себя от случайностей не пришли ему на ум, он так и оставался бы в неподвижности, прислонясь к дереву, держа руку на рукоятке взрывного манипулятора, уставившись на мост, настил которого виднелся сквозь листву больших деревьев, чернея на звездном небе над непроницаемой массой густого кустарника. Эту позу Джойс инстинктивно принял по уходе Шиарса.

Он встал, снял одежду, выжал ее и растер закоченевшее тело. Потом он снова надел шорты и рубашку, пусть сырые, но все же предохранявшие от¹ предрассветного холода. Затем он съел, сколько мог, риса, оставленного Шиарсом, и запил его большим глотком виски. Рассудив, что выходить из укрытия за водой уже слишком поздно, он пожертвовал также некоторое количество алкоголя на промывание ран, испещрявших все его тело. Потом он вновь прислонился к дереву и принялся ждать. За весь день ничего не произошло. Он так и предполагал. Поезд должен прийти только завтра, но ему казалось, что, сидя здесь, он может руководить событиями.

Несколько раз он замечал на мосту японцев. Казалось, они ничего не подозревают, ни один не взглянул в его сторону. Как прежде в сновидениях, он уставился на настил моста в опреде

20