Вокруг света 1966-05, страница 26

трескавшаяся от холода земля, а в балках снег лежит пухлыми перинами ч нежно розовеет. Ступи в эту нежную перину — и утонешь с головой...

Утром одного из таких солнечных зимних дней на занятом фашистами берегу загремели взрывы. Специальный батальон открыл свой боевой счет уничтоженных гитлеровцев, взорванной фашистской техники.

Почти каждую ночь в течение всего февраля и первой половины марта 1942 года наши бойцы делали вылазки на северное побережье Таганрогского залива, совершая дерзкие диверсии.

Молчаливый младший лейтенант И. М. Яценко, возглавивший одну из первых боевых групп, как-то раз по возвращении с задания изменил привычке отделываться от расспросов отдельными короткими фразами. Радость успеха превратила его на целый вечер в батальонного златоуста.

Сидя на полу хаты, где отдыхала группа, шуруя в печурке, выхватывая оттуда угольки, чтобы прикурить, младший лейтенант неторопливо, со всеми подробностями повествовал о походе.

— Идем мы в белых халатах, стучим по льду бузлуками, — рассказывал Яценко, — а кругом — ни зги, темень. И до того от этой мертвой темени тошно становится, что не передашь...

Главное, не понять, где фриц сидит. То ли он еще далеко, то ли уже под носом. А бузлуки стучат, черт их дери! Демаскируют!.. Конечно, не так уж они сильно и стучат, да и вряд ли кому, кроме нас самих, этот стук слышен: ветер же свистит, но все равно поджилки малость подрагивают. И уже мыслишка появляется: на брюхе ползти. Да-а-а... Но, с другой стороны, вроде бы и стыдно на брюхе-то елозить. Может, и никакого фашиста поблизости нет, а ты тут чудеса пластунского искусства станешь показывать...

Яценко ловит уголек, раскуривает самокрутку:

— А ветер все крепчает. Так и норовит с ног сшибить. И все, понимаешь, какие-то звуки мерещатся. Вроде заворочался кто в стороне. Вроде затвор щелкнул. Ну, мы, как услышим, замрем, автоматы в руках сожмем и вглядываемся: что, мол, там? Но, стоя на месте, далеко не уйдешь. Тогда, значит, помаленьку опять вперед. И каждый раз думаешь: вот сейчас! Вот сейчас по тебе из пулемета как полоснут, и кончилась твоя молодая жизнь... И до того, братцы, помирать в такую минуту неохота, это даже описать нельзя!

— Понимаем! — сочувствуют напряженно ожидающие продолжения солдаты.

— Нет, — не соглашается Яценко. — Вот сами сходите, тогда поймете.. Да. И еще кое-что поймете. Потому что фриц — он тоже не семиглазый. И ему еще страшней, чем мне и тебе, в такую ночь. Он же на чужой земле находится. Ему всюду смерть мерещится. И от страха он, наверное, не знает уже, куда смотреть, что слушать... Мы, во всяком разе, добрались до берега без происшествий. И даже удивились, когда вдали какие-то тусклые огни увидели. Ну, вот и пришли! И ничего! Живы!..

Только залегли мы, слышим, мотор фырчит, фары в снежных зарядах мечутся. Вон, значит, где у них дорога. Она-то нам и нужна!..

Яценко делает паузу, явно наслаждаясь волнением аудитории.

— Значит, залегли. И вдруг в двух шагах от нас голос раздается. Противный такой фрицевский голос. И тут же ему другой отвечает... Патруль! Неужели заметили?!.

Смолкли голоса, а мы лежим, дышать не рискуем, даже в гла

Рисунок И. БРУНИ