Вокруг света 1966-06, страница 58

:xi

«Шатаясь, к ним приближались двое в черных фраках, без зонтиков, без плащей, с их цилиндров стекала вода. Они несли большой зеленый ла&ровый венок, лента волочилась по грязи».

сигарету, решил, что не будет пока обсуждать со стариком вопрос о Гастмане, и сказал, выпустив струю дыма:

— Об убийстве будет написано в газетах, дольше скрывать невозможно.

— Да и не нужно, — ответил Берлах, — ведь мы напали на след.

Лютц погасил сигарету.

— И с самого начала не было нужно.

Берлах промолчал, и Лютц, которому очень хотелось поспорить, снова стал смотреть в окно. Дождь немного утих. Они уже въехали в ворота кладбища. Перед ними вставали серые сырые склепы. Блаттер затормозил. Они вышли из машины, раскрыли зонтики и зашагали вдоль могил. Им не пришлось долго разыскивать — памятники и кресты расступились, перед ними открылось нечто напоминающее строительную площадку, изрытую свежими ямами. Среди всех этих пока еще необитаемых могил, на дне которых разлились грязные лужи, среди временных деревянных крестов и земляных холмов, щедро заваленных быстро увядающими цветами и венками, стояли люди, окружая одну из ям. Гроб еще не опускали, пастор читал из священного писания, рядом, держа зонтик над ним и над собой, переступая с ноги на ногу от холода, стоял могильщик в смешной униформе, напоминавшей фрак. Берлах и Лютц остановились у могилы. Старик услышал рыдания. Это была фрау Шенлер, которая под дождем выглядела очень толстой и бесформенной; рядом стоял Тшанц, без зонтика, в плаще с поднятым воротником и в черной шляпе. С ним — девушка, бледная, без шляпы, белокурые волосы висели мокрыми прядями; наверное Анна, подумал Берлах. Тшанц поклонился, Лютц кивнул, комиссар не ответил. Он посмотрел на остальных собравшихся у могилы: все это были полицейские, все в штатском, все в одинаковых плащах, в одинаковых черных шляпах, зонтики в руках, как сабли, — фантастические стражи мертвых, неизвестно откуда явившиеся, нереальные в своей респектабельности. А за ними — ряды наспех собранных музыкантов городского оркестра в черно-красной форме, делающих отчаянные попытки спрятать под плащами свои инструменты. Все они окружили гроб — деревянный ящик, без венков, без цветов, и все-таки единственное сухое, защищенное место в этом непрерывном потоке дождя, падающего

с однообразным шумом. Пастор давно замолк. Никто этого не заметил. Слышен был только шум дождя. Пастор кашлянул. Один раз. Потом несколько раз подряд. Контрабасы, трубы, валторны, кларнеты и фаготы взревели гордо и торжественно, желтыми молниями сверкнув в потоках ливня; но потом и они съежились, потонули, отказались от борьбы. Все спрятались под зонтики, в плащи. Дождь лил все сильнее. Ботинки утопали в грязи; грязь потоками низвергалась в пустую могилу. Лютц поклонился и выступил вперед. Он посмотрел на мокрый гроб, поклонился еще раз.

— Друзья, — сказал он куда-то в дождь; голос его еле проникал сквозь водяную завесу, — друзья, нашего товарища Шмида больше нет.

Тут его перебили дикие голоса, горланящие песню: Умер мельник наш, бездельник, А печальная вдова Обвенчалась в понедельник И живехонька-жива.

Шатаясь, к ним приближались двое в черных фраках, без зонтиков, без плащей, с их цилиндров стекала вода. Они несли большой зеленый лавровый венок, лента волочилась по грязи. Это были огромные, грубые парни, мясники во фраках, вдрызг пьяные; они еле держались на ногах, но так как они не спотыкались одновременно, им каждый раз удавалось удержаться за лавровый венок, который то вздымался вверх, то падал, как корабль в бурю. Теперь они запели новую песню:

Вот ходит, вот бродит косматый черт С рогами, как у коровы. Суров его взгляд, кулак его тверд, Шарахнет — будьте здоровы!

Они подошли к группе людей, стоявших возле мо-

56