Вокруг света 1966-07, страница 74

кументами. Ты решил заняться этим делом сам, а Шмида убить, чтобы успех достался одному тебе. Ты подумал, что тебе будет нетрудно уличить в убийстве Гастмана — и был прав. А когда ты увидел в Гриндельвальде синий «мерседес», тебе стало совершенно ясно, что надо делать. Ты взял напрокат машину на ночь со среды на четверг. Я установил это, когда ездил в Гриндельвальд. Дальше все было очень просто: ты поехал в Шер-нельц через Лигерц, оставил машину в рощице у реки Тванн, пересек рощицу кратчайшим путем, через ущелье, и вышел на дорогу из Тванна в Ламбуэн. Ты поджидал Шмида у скал, он узнал тебя и, удивленный, остановил машину. Он открыл дверцу, и тогда ты убил его. Ведь ты сам мне об этом рассказал. И теперь ты получил все, что хотел: его успех, его должность, его машину и его девушку.

Тшанц слушал неумолимого игрока, который поставил ему мат и теперь заканчивал свой страшный ужин. Свечи горели беспокойным пламенем, лица двух мужчин то освещались, то погружались во мрак, тени сгустились. В ночном логове царила тишина, служанки больше не появлялись. Старик сидел неподвижно, как будто даже и не дышал: казалось, что красноватое мерцающее пламя разбивается с его холодный лоб и холодную душу.

— Вы играли со мной, — медленно проговорил Тшанц.

— Играл, — ответил Берлах с ужасающей серьезностью. — Я не мог иначе. Ты убил моего Шмида, и мне пришлось взять тебя.

— Чтобы убить Гастмана, — закончил Тшанц, который вдруг все понял.

— Вот именно. Я истратил полжизни на то, чтобы уличить Гастмана, и Шмид был моей последней надеждой. Я натравил его на этого дьявола в человеческом облике, натравил благородное животное на дикого зверя. Но вот появляешься ты, Тшанц, со своим смешным, преступным честолюбием, и уничтожаешь мою единственную возможность. Тогда я взял на его место тебя, убийцу, и превратил в самое страшное свое оружие, потому что тебя подгоняло отчаяние — убийца должен был найти другого убийцу. Я сделал свою цель твоей целью.

— Для меня все это было адским мучением, — сказал Тшанц.

— Для меня тоже, — продолжал старик с ужасным спокойствием. — Вмешательство фон Швенди довело тебя до крайности, ты должен был любой ценой разоблачить Гастмана как убийцу, любое отступление от следа, который вел к Гастману, могло навести на твой след. Только папка Шмида могла тебе помочь. Ты знал, что она в моих руках, но не знал, что Гастман взял ее у меня. Поэтому ты напал на меня в ночь с субботы на воскресенье. Тебя беспокоило также и то, что я собирался в Гриндельвальд.

— Вы знали, что это

72

я напал на вас? — спросил Тшанц упавшим голосом.

— С первой же минуты. Все, что я делал, я делал с намерением довести тебя до крайнего отчаяния. И когда твое отчаяние достигло высшей точки, ты отправился в Ламбуэн, чтобы так или иначе все решилось.

— Один из слуг Гастмана начал стрелять, — сказал Тшанц.

— Утром в воскресенье я сказал Гастману, что пришлю к нему человека, который его убьет.

Тшанц качнулся. По спине у него пробежали мурашки.

— Так значит, вы натравили меня с Гастманом друг на друга, как зверей!

— Зверь против зверя, — неумолимо прозвучал голос с другого кресла.

— Значит, вы были судьей, а я — палачом, — задыхаясь, проговорил Тшанц.

— Именно, — ответил старик.

— А я, который всего лишь исполнял вашу волю, хотел я того или нет, я теперь преступник, и меня будут преследовать!

Тшанц встал, правой, свободной рукой опираясь о стол. Теперь горела только одна свеча. Тшанц пытался различить очертания фигуры старика, но видел только фантастическую черную тень. Неуверенным движением он засунул руку в карман.

— Оставь это, — услышал он голос старика. — Лютц знает, что ты у меня, и женщины еще не ушли.

— Да, это бессмысленно, — ответил Тшанц тихо.

— Дело Шмида закончено, — произнес где-то в темноте старик. — А я не выдам тебя. Но только уходи! Куда угодно! Я больше не хочу тебя видеть, никогда! С меня достаточно, что я осудил на смерть одного. Уходи! Уходи!

Тшанц опустил голову и медленно вышел, растворившись в ночи; хлопнула входная дверь, вскоре после этого раздался шум отъезжающего автомобиля. Свеча погасла, осветив последней вспышкой резкого пламени старика, сидящего с закрытыми глазами.

Берлах просидел в кресле всю ночь, не вставая, не шевелясь. Огромная, жадная жизненная сила, которая только что дала новую могучую вспышку, поникла и грозила совсем угаснуть. С безумной храбростью старик еще раз рискнул в игре, но в одном он солгал Тшанцу. Когда рано утром, на рассвете, в комнату вбежал Лютц и стал взволнованно рассказывать, что Тшанца нашли мертвым между Лигерцем и Тванном под его перевернувшейся машиной, он застал комиссара смертельно больным. С трудом старик велел сообщить Хунгертобелю, что готов к операции.

— Всего лишь год, — донеслись до Лютца слова старика, пристально глядящего в окно, в стеклянное утро. — Всего лишь год.

Перевела с немецкого С. БЕЛОКРИНИЦКАЯ