Вокруг света 1966-09, страница 70

Его лицо покраснело, и он опять смотрел на меня со злобой. Другим, казалось, стало не по себе, и они вернулись к стойке, как если бы разговора относительно бьефа и воды вовсе не было.

Я продолжал стоять посреди кафе, обезоруженный, немного усталый. Из окна вдалеке виднелись голые горы в лучах заходящего солнца. Я окончательно поддался бы грусти, не вспомни о воде, которой владел у себя дома, блестящей, словно маленькая стеклянная река, о священном месте в глубине катакомб, о божестве — любимом, совращенном.

Поужинав, я задержался в зале. Закончив работу, Изабелла пришла и села напротив меня. В кафе больше никого не оставалось. Даже хозяин пошел наверх спать, попросив официантку погасить свет и навесить ставни.

Речи, с которыми я выступил после обеда, произвели на Изабеллу большое впечатление. Она

со всех сторон. Ты действуешь ^ощупью, ты один, он удаляется. Скоро не будет больше ничего.

Скоро не будет больше ничего... Я это почувствовал, когда, встретившись с этими людьми лицом к лицу, упрекнул их в пассивности, делающей их соучастниками преступлений нашего времени. Да, они были соучастниками и этой мертвой земли, и этой слишком долгой летней поры, и ее жажды, и собственного голода. Вся их жизнь была соучастницей. И тем не менее она оставалась жизнью, упрямым чудом, пускай недостойной и нищей. Скоро не будет больше ничего... Изабелла приподняла мою голову рукой.

— Сегодня вечером я пойду с тобой.

Она посмотрела на меня так, как могут смотреть только испанки.

Мы отправились к Эльве бегом, напрямик, через гору. В небе висел серпик луны. Камни скатыва-

была еще достаточно пылкой, чтобы желать пробуждения друг подле друга.

Собаки тявкали на пустой водоем. Они еще помнили, что однажды ночью оттуда с ними говорили. С ними больше не говорили. Мой ключ блестел. Я надолго запомнил эту деталь. Пустяк из пустяков, которому труднее всего придать значение. Мы и умираем с такими проблесками памяти. Я открыл дверь — наконец-то темнота! — и застыл на пороге: вода шумела.

Едва-едва. Это был даже не шум: что-то непрестанно происходило в тишине, немножко напоминая пульсацию крови. Мы вошли. Я зажег лампу. Повернулся к Изабелле; она ничего не слышала, иначе она меня спросила бы или как-нибудь выдала свое удивление. Она вела себя, как обычно, и, наскоро сняв с себя все, кроме платья, легла.

Любовь занимала нас очень

одобряла то, что я с прейебреже-нием отнесся к посулам людей, — такое поведение пристало будущему распорядителю вод. Они вернутся ко мне и станут еще больше заискивать, уже приученные к покорности. О трусости, которую я изобличал, она не говорила ни слова. Я был ей за это признателен, потому что стал немного сомневаться в самом себе.

Когда горстка таких же людей, как вы сами, вдруг обращает к вам свое лицо, как сделали они, пока я говорил, вера в зло колеблется. Нет такого взгляда, который хотя бы чуточку не рассеивал тьму. И вот уже в глубине ночи замерцал огонек. Он направляется не к вам. Он вас избегает, он блуждает. Но у каждого из нас его глазок впереди, как у шахтера -— лампа. Ветер глубин дует

лись у нас из-под ног. Со всех сторон, насколько хватало глаз, не было ни единого огонька. Всю эту страну надо было создавать заново.

Я раздвигал перед Изабеллой сухие кусты. С них в темноте взлетали насекомые, тяжелые и шумные. Черное платье Изабеллы было разорвано под мышкой. Когда она поднимала руку, отгибая ветку, мне было видно, что там, где намечается завязка груди, кожа у нее светлее и нежнее. Я согласился, чтобы Изабелла меня проводила, еще и поэтому.

Я говорил себе, что ничем не рискую: вода спрятана за занавеской, в задней части пещеры, где Изабелле нечего было делать. Мы добрались в Эльву к полуночи. Такой долгий путь ради мига наслаждения! Но наша любовь

недолго. Я погасил лампу. В сие-va наступила полная тьма. Чуть повернув голову и прислушиваясь, я тут же опять расслышал легчайший звук, скольжение, почти неуловимое дыхание, заглушаемое нашим дыханием, слившимся воедино. Изабелла уже спала. Я сопротивлялся сну. Что, если она встанет без моего ведома среди ночи? Я переставил лампу, чтобы она ее не нашла.

Изабелла вскрикнула. Я проснулся... Дотронулся до нее. Она села и потребовала, чтобы я зажег свет. Я зажег.

— Я не могла понять, где нахожусь.

Она провела рукой по лбу, поднялась и сделала несколько шагов вперед, как человек, старающийся сориентироваться в обстановке. Ее пальцы пробежали по

67