Вокруг света 1966-09, страница 73

КОТОРОГО НЕ УВИДЕЛИ...

С* едьмым чудом света называли древние маяк на острове Фарос, около славного города Александрии. История сохранила имя его создателя — Сострат, и время постройки — 285 год до нашей эры. Но его облик донесли до нас лишь арабские летописцы VII века, и мы знаем легендарный маяк таким, каким предстал он пред их восхищенными взорами, — гигантское, монументальное сооружение, почти 170 метров высоты, из трех колоссальных башен, поставленных одна на другую.

Всемирно известна реконструкция этого маяка, сделанная по арабским летописям (см., например, «Вокруг света» № 5, 1964 г, С. Глушнев, «Фаросский маяк»).

Но таким ли его воздвиг Сострат?..

...Близится рассвет. Старый резчик разогнул сведенную усталостью спину. Позади месяц тяжелого и кропотливого труда: на пятнадцатом году правления императора Антонина Пия приказано чеканить в Александрии новую монету.

В темном провале окна по ту сторону Малого порта у Hie угадываются привычные глазу контуры храма Изиды, а чуть правее, вдалеке, по-прежнему ярко горит огонь Фаросского маяка. Уже триста лет плывущие к богатой Александрии направляли свои корабли на этот огонь. Тысячи и тысячи моряков видели и запомнили на всю жизнь облик легендарного Фароса, но теперь он будет жить вечно: во все концы света разойдутся монеты с изображением маяка, рядом с которым, опираясь на парус, застыла вечно юная дочь Земли и Неба, прекрасная и мудрая Изида Фария, варварская богиня древнего Египта,

олицетворение плодородия, любви и мудрости, «Великая волшебница», которая видит и проникает в самые потаенные мысли и деяния людей и богов, покровительница всех, кто в пути, заступница мореходов.

Ко времени постройки Фаросского маяка культ Изиды проникает и на Италийский полуостров. В эпоху увлечения восточными религиями он был особенно популярен в Римской империи. Многие греческие и египетские города — Трифорея Фокидская, Мегара, Коринф — строили храмы, посвящаемые Изиде; один из них был сооружен и на острове Фарос, поблизости от маяка.

И недаром александрийский резчик поместил их рядом — Изиду и легендарный маяк, который встал перед нами таким, каким был в те времена, — величественное по замыслу, но и строгое сооружение.

Эти монеты, отчеканенные в Александрии, — уже не просто летопись, это подлинное и наглядное свидетельство очевидца жившего в первой-второй четверти II века нашей эры — за 500 лет до упоминания о маяке в арабских рукописях.

Знаменитый «труженик моря» — его реконструкция с монеты воспроизводится на рисунке — не имеет здесь никаких скульптурных дополнений. Строгие очертания маяка вполне соответствовали его прямому назначению — борьбе человеческого разума против необузданной морской стихии. Однобашенный маяк покоился на мощном и высоком фундаменте. Башня Фароса, шести- или восьмигранной конической формы, состояла из четырех массивных каменных поясов. Нижние два из них прерывались волнорезом, верхние были сплошными. Между этими поясами располагались широкие и глубокие ниши, отделенные друг от друга тонкими перегородками по углам башни. В нишах были просверлены иллюминаторы. На верхней площадке башни находилось своеобразное жерло, из которого вырывалось открытое пламя — огненное сердце Фароса...

Это не единственный вариант возможной реконструкции маяка: на монетах того же императора Антонина Пия Фарос изображается и в несколько ином виде. Известны монеты, где по углам маяка, на вершине башни, видны статуи тритонов — мифологических морских существ, полулюдей-полурыб, которые, по верованиям древних, звуками своих рожков были способны вызывать волны и усмирять их. И наконец, на некоторых монетах маяк венчает статуя Изиды...

жать в руках эту зелень, появившуюся после стольких месяцев засухи и бесплодного гнева.

Присев на корточки, я вырвал еще один пучок травы и листьев. Я их мял, нюхал и бросал, как только они теряли свою свежесть. Я черпал их полными пригоршнями еще и еще. Я шел по пригорку, на склоне которого находился вход в мою пещеру, и он поднимал передо мной свой купол, казавшийся черным при белом свете луны.

Я выпрямился и пошел вперед, в тень. Зеленая трава росла и тут. Ее стебли показались мне шире и сочнее. В темноте мне

не удавалось определить, что это растет. Возможно, пасленовые. Я повторял это слово, как будто оно могло раскрыть тайну, под гнетом которой я находился уже несколько месяцев, как будто оно даст мне ключ к загадке, какой не перестает оставаться для меня эта страна, ослепленная светом.

Я опять пошарил пальцами в холодных растениях. Да, конечно, пасленовые или молочайные — я запомнил эти названия, не зная точно, как такие растения выглядят в натуре, названия, вычитанные в старой книге по ботанике — я читал

ее, бывало, у себя в пещере, когда вся растительность кругом выгорала. Пасленовые — может быть, это слово все объясняет...

И тут-то они и набросились на меня. Должно быть, они сидели на корточках в темноте. Я узнал мужчину со шнурком. Как звали других — не знаю. Они повели меня туда, где я жил. Они допрашивали меня: что это за ворожба — я, на коленях вырывающий пригоршнями траву с зеленого поля за моей пещерой.

И тогда меня осенило: вода, бившая и исчезавшая в глубине моего жилья, должна была вытекать и теряться с другой сто-

70