Вокруг света 1966-12, страница 45

К счастью, у штурмовика кончились снаряды. Он низко промчался на!д нами, пер.еваливаясь с крыла на крыло, и скрылся.

— Пиши, Костя, пропало! — в отчаяние проговорил я. — Уж если он заметил немецкие самолеты, то сейчас ребята заправятся и перепашут весь аэродром.

— А «кукурузник»! — воскликнул Костя.

— Но вдруг фашисты увидят...

— А ты низинками, лесочками... А то разнесут нас к чертовой бабушке! — Костя чуть не плакал.

Мы быстро провернули винт и запустили мотор. Метрах на пятнадцати, почти, как говорится, на брюхе, я долетел до своего аэродрома. Меня и правда уже похоронили. В штабе я доложил командиру полка, где мы находимся, что делаем, и тут же рассказал о штурмовиках. Командир полка немедленно связался (со штабом штурмовой авиации, и по тону его разговора я понял: опоздай я на несколько минут — и от наших подопечных «мес-сершмиттов» даже пепла не осталось бы.

Поскольку мы почти собрали самолет, помощи я просить не стал и вскоре вылетел к Косте.

По дорогам, окружающим аэродром, двигалась последние отступающие фашистские части. По тому, что солдаты не разбегались, не прятались в кюветах при виде краснозвездной машины, я понял, что гитлеровцев охватило отчаяние. Они уныло брели за грузовиками, положившись на случай и судьбу, потеряв всякую волю к сопротивлению.

ВЕЧЕРНИЙ ПОЛЕТ

— Все! — Костя отшвырнул ключ и выпрямился во весь свой двухметровый рост.

Он обошел вокруг поджарого темно-зеленого «оборотня» со зловещими черными крестами, обведенными желтой краской, и проговорил:

— Теперь можно лететь.

Я связался с нашими по рации и попросил разрешения сделать облет.

— Только действуйте осторожно, — предупредил командир полка. — Фронт рядом, машина с крестами, как бы не сбили.

Занимаю место за штурвалом. Передо мной десятка два приборов с покачивающимися стрелками и силуэтиками самолетов, огромный калиматорный прицел, множество переключателей, о большинстве которых я так и не имею ни малейшего представления. Мало похоже на наш простой и надежный ПО-2. Минут десять сижу перед приборной доской, пытаясь мысленно представить все манипуляции во время взлета.

Сжатый воздух раскручивает винты. Зажигание! Хлоп, хлоп... «Оборотень» даже приседает от рева запущенного мотора. На минуту самолет окутывается дымом — слишком богатую смесь дают карбюраторы. Неуверенно включаю второй мотор. В кабине все ходит ходуном. Уши закладывает от надрывного рева. Отпускаю тормоза... «Мессер-шмитт» заносит в сторону. Черт бы побрал эту капризную штуку! Надо сказать Косте, чтобы он отрегулировал секторы газа...

С грехом пополам выруливаю на взлетную дорожку. Пот холодными струйками скатывается за воротник. Хуже всего, когда берешься не за свое дело...

Ориентиром выбираю огромную кучу листьев на краю аэродрома. Рачительные крестьяне собрали листья в лесу для торфо-навозных компостов. Газ до отказа! «Оборотень» несется вперед, словно выстреленный 1из пращи. Стрелка указателя скорости доползает до ста пятидесяти. Но почему же самолет не взлетает? Я подтягиваю штурвал на себя, но машина только задирает нос, а шасси будто приклеились к земле. Ах да! У .нее слишком короткие крылья, ей надо больше разбега.

Моторы звенят на последней ноте — вот-вот разлетятся на кусочки. Мимо проносится навозная куча, стремительно приближается кустарник, за ним пойдет колючая проволока ограждения. Рву штурвал на себя. «Оборотень» нехотя подпрыгивает и повисает в воздухе. Скорей же убирай шасси!

Пока я вожусь с тумблерами, мой «оборотень» успевает домчаться до какого-то городка с острыми, как зубья пилы, крышами домов. Я торопливо разворачиваюсь на все сто восемьдесят градусов и... не вижу своего аэродрома. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день... Под крылом несется совсем незнакомая земля. Вроде и леса никакого нет — одни поля, пустые хуторки и дороги. Лезу в небо, надеясь оттуда, с большой высоты, увидеть место взлета.

— Ты не суетись, — уговариваю себя, — разберись по порядку. Взлетел ты в восемнадцать десять. Сейчас восемнадцать двадцать четыре. Стало быть, ты 'В воздухе уже четырнадцать минут и пролетел сто шестьдесят с лишним километров. Теперь давай раскручивайся обратно.

Вдруг на фоне серого, пасмурного неба замечаю крестик самолета. Меньше всего я ожидал увидеть немецкий самолет — гитлеровцы в конце войны почти не летали. И тем же менее вижу «фокке-вульф». Истребитель подходит почти вплотную. Я даже успеваю рассмотреть летчика в пилотке, поверх которой надеты оч1»и и наушники. Фашист, опознав своего, отваливает вбо(к. Если бы он знал, кто сидит на самом деле за штурвалом «оборотня»!

Наконец вижу свой аэродром. Вернее, поле, по которому бегают двое. И уже тогда только замечаю еловый лес — на фоме пашни, уже сбросившей снег, он почти не выделяется.

...Так закончилось первое испытание «оборотня». «Оборотень» научился летать.

Сразу же по рации я доложил командиру полка о полете. А но«ью мы приняли ЛИ-2. На нем прилетели летчики из научно-исследовательского института ВВС. По случаю встречи мы допили вино, оставленное нам господами из люфтваффе.

— Может, с нрми поедете, пан Збышек? — спросил я поляка.

Раскрасневшись от выпивки, старик рассмеялся:

— Э-э, нет, братья славяне, у меня здесь своя родина.

Утром прилетел ЯК-9. Он будет сопровождать машину с крестами до Москвы, чтобы ненароком ее не сбил какой-чнибудь удалец.

Костя запряг лошадь и погрузил в дроги свой инструмент. Посреди поля остался только старик в трофейных хромовых сапогах, в мундире с нашивками флаг-майора. Он торопливо курил московский «Казбек».

Мы перегнали самолет в Москву. Я вернулся обратно в свою часть. Она уже сражалась в это время около Берлина.

43