Вокруг света 1966-12, страница 49

что ты попал в сокровищницу Али-Бабы. Бородатые и юные мастера тут же за верстаками превращают полоски гладкого металла в изумительные по красоте вещицы» (Фото на стр. 45.)

Загреб, столица республики Хорватии, готовится к юбилейным торжествам: столетию своей Академии наук и искусств. Эта академия — прародительница всех научных учреждений Югославии — играет важную роль в общественно-политической и культурной жизни страны. Она определила и характер самого города.

Загреб поражает воображение старинной архитектурой. И все же этот город юн. Загреб — город студентов. На тридцати двух факультетах университета занимаются тысячи юношей и девушек Югославии и многих других стран.

Объективы ки1но- и фотокамер наведены на небольшую яхту, бросившую якорь <в бухте Дубровника. С «чего бы это? У причалов (волна 'покачивает куда более заметные суда, чем эта скромная «Эсмина».

— Вы <не знаете? Это же яхта Мэри, жены Эрнеста Хемингуэя!

Вот оно что... Через несколько дней я смог «прочитать в газетах: Мэри Хемингуэй две медели путешествовала по Адриатике вдоль берегов Югославии, а в заключение тодписала с Академией наук 'и искусств (страны -соглашение, ото которому половина всех денег за опубликованные здесь произведения «Лапы» передается ею >в фонд помощи югославским

студентам, «изучающим литературу-

ВЯЗЬМА

Мы шли по длинным залам картинной галереи в Белграде. Обилие света, искусно развешанные полотна — все было сделано для того, чтобы зритель проникся замыслом художника и испытал священный трепет приобщения к высокому искусству. Но нам, признаться, было немного странно. Иногда казалось, что это не картинная галерея, а манифестация сторонников неэвклидовой геометрии, так много было здесь пересекающихся линий и замысловатых композиций. Директор культцентра Лили Кушич, заметив наше недоумение, улыбнулась: «Наши художники пробуют свои силы в разных стилях. Не думайте, что у нас работают только абстракционисты. У нас есть такие превосходные примитивисты, как Генералич. И у нас есть Вожи Илич. Зайдите в библиотеку, там висит его картина».

Мы вошли в зал и замерли, пораженные. Стены библиотеки словно раздвинулись, и перед нами открылось заснеженное поле, изувеченное черными язвами воронок. Через поле шли три партизана, и они, наверное, пересекли бы поле, ничего не заметив, если бы случайная ракета не осветила мертвое тело женщины с ранцем на спине. Пуля настигла ее, когда она перебегала открытое пространство, и оборвала жизнь, жизнь матери — из солдатского ранца на партизан глядели огромные, наполненные ужасом глаза ребенка.

•Мы стояли перед этим потрясающим полотном и думали о правде искусства, но оказалось, что это было и искусство правды: в картине художник запечатлел то, что действительно произошло" в то давнее военное время.

Старший из партизан — усатый Попович — снял тогда с плеча мертвой женщины ранец и принес его в школу, где разместился партизанский лазарет. Женщина^врач в белом халате, из-под которого торчала кобура револьвера, ловко вынула ребенка из сумки, размотала тряпки.

— Девочка! — воскликнула она. — Чья она? Как ее зовут?

Старый партизан задумался. В это время по радио сообщали последние известия: «После продолжительных боев части Красной Армии освободили старинный русский город Вязьму».

— Запишите имя — Вязьма, — сказал Попович. — А дата рождения? Сегодня она родилась вновь, пиши, врач, 12 марта 1943 года.

Врач улыбнулась.

— Ну что ж, выживет девочка — пусть у нее будет такое необычное имя. А фамилию ей дадим — Попович.

И записала в книгу: «Вязьма Попович».

Усатый воин расцвел в улыбке.

— Жив буду — непременно разыщу, где бы она ни была. Заберу ее к себе домой.

Но партизан Попович погиб через год. Девочка надолго осталась в детском доме.

Об этой истории, рассказывает Лили Кушич, узнали жители города Вязьмы и в 1963 году, когда праздновалось двадцатилетие освобождения города, пригласили девушку к себе в гости. Вязьма Попович побывала, как она сама говорит, у себя дома, у своей матери, и Вязьма прижала к груди приемную дочь партизана, дитя-партизанского края — Югославии.

47