Вокруг света 1966-12, страница 75

Полтора года назад мировую прессу обошел репортаж западногерманского журналиста, напавшего на след Менгеле — врача-садиста из Освенцима. След вел в Южную Америку, точнее в Парагвай. На этом же континенте, как явствует из многих источников, в джунглях, а может быть и в каком-ни-будь большом городе скрывается Мартин Борман, правая рука Гитлера.

Тысячи беглых нацистов нашли приют в Латинской Америке. Под разными личинами живут они на новом месте, занимаясь понемногу коммерцией или... разведением гусей. Но каковы бы ни были их нынешние фамилии и профессии, они в большинстве своем остаются верны зловещему прошлому. Они ждут своего часа. Впрочем, слово «ждут» здесь неуместно — они готовятся к нему сами и готовят других. Они еще надеются «пригодиться»...

■ ели от Темуко, километрах в двухстах к югу от Сантьяго, свернуть на восток, то минут через пятнадцать дорога выведет к глубокой долине, что, подобно крепостному рву, охраняет побережье от грозно надвинувшихся чилийских Анд.

Дорога уползает вниз, под сплошной навес девственного леса. Вскоре монотонность пути прервет большой четырехугольный щит, на котором крупно выведено по-испански: «Dignidad» — «Достоинство», а ниже по-немец-ки: «Образцовая сельскохозяйственная немецкая колония».

В начале 1961 года посольство Чили в Федеративной Республике Германии посетили несколько человек — представители «Частной социальной миссии», центр которой находится недалеко от Бонна. Посланцы миссии имели конфиденциальный разговор с послом, после чего тот стал добиваться согласия чилийских властей на организацию в районе Парра-ля немецкой сельскохозяйственной колонии.

В том же году первые 12 немецких переселенцев сошли с парохода на чилийскую землю. Для своей колонии они облюбовали самый глухой район на юге страны. Раньше в этих местах редко можно было встретить человека; лишь самые заядлые охотники забредали в здешние заросли пострелять лис или пум. Колонисты разбили первые

палатки, построили сарай. Вскоре начали прибывать все новые и новые граждане ФРГ: теперь в колонии 230 человек, а угодья ее занимают уже 3 тысячи гектаров. Колония располагает самым современным в Чили парком сельскохозяйственных машин.

Двумя рядами стоят большие, аккуратные, очень похожие на бараки дома. На полях колосится рожь и пшеница, на грядках возле домов — зеленые стрелки лука и редиса, в сараях хрюкают свиньи, по улицам разгуливают куры. Внешне все идет своим чередом, мирно, спокойно, даже сонливо — на манер жизни там, в фатерланде. Около ста сторожевых собак (это на 230 человек!) охраняют собственность хозяев, на которую покушаться, кстати, здесь просто некому.

И вот в один прекрасный день в колонии поднялся переполох: к воротам подкатило несколько полицейских джипов. Вместе с полицейскими чинами приехали чилийские и иностранные журналисты. Навстречу визитерам вышла худая, светловолосая немка. Это Ева Шаак, в ее обязанности входит прием желанных и проводы нежеланных гостей. Окинув презрительным взглядом журналистов, она протестующе подняла руку.

— Нет, нет, полиция может войти, а вы — ни в коем случае. На территорию колонии вход прессе строго запрещен!

Что? Знает ли она Вольфганга Мюллера? Конечно, она знает этого трудновоспитуемого, дерзкого мальчишку. Но сейчас его в колонии нет!

— Именно поэтому мы и приехали!

Ничто не в силах поколебать непреклонность фрау Шаак — ни уговоры, ни угрозы. Журналистам вход запрещен — и точка. Но одному из них все же удается проникнуть на территорию колонии, спрятавшись за спину полицейских.

Фрау Ева идет впереди и знакомит посетителей с колонией, в том числе и с детьми: милые, приветливые девочки с длинными русыми косами; скромные, не по годам серьезные мальчики в коротких штанишках. Мальчики учтиво наклоняют головки, а девочки приседают в вежливом «книксене». Полиции показали все: дома, мастерские, посевы и небольшое кладбище, где всего четыре могилы. Двое из умерших были глубокими стариками. Другие двое? Восемна

дцатилетний Рейнард Ведер пал жертвой несчастного случая на работе, а Урсула Шмидтке — бедняжке было семнадцать лет — умерла от воспаления легких. Правда, свидетельства о смерти этих молодых людей, к сожалению, утеряны...

Что же еще можно рассказать внезапно нагрянувшим гостям? Здесь всем нравится, все живут отлично.

— Может ли колонист уехать из колонии?

— Да, конечно, но кому придет в голову такая мысль! Нам здесь очень хорошо, это наш второй дом, — убеждает пожилая фрау представителей властей.

Но полиция располагает совсем другими сведениями.

Руководители «Дигнидад» — сплошь бывшие нацисты. Они превратили колонию в миниатюрное подобие любимого ими «тысячелетнего рейха». Колонисты лишены свободы, и за малейшее нарушение суровой лагерной дисциплины их порют розгами. Несовершеннолетних подвергают эксплуатации; процветает гомосексуализм. В лагере — строгое разделение полов; мужья и жены вынуждены жить отдельно, они подолгу не видят своих детей.

Что, фрау Шаак ничего не известно об этом? В первый раз слышит?

Но именно эти факты изложил полиции и представителям прессы тот самый двадцатилетний Вольфганг Мюллер, которого она назвала «негодным и трудновоспитуемым ребенком». Ему удалось невозможное — убежать из колонии. Эта попытка была по счету третьей. Первые две не удались. Беглеца находили с собаками и возвращали в ненавистный лагерь, где его немедля сажали под замок. Добрые люди помогли Вольфгангу добраться до Сантьяго и спрятали в одном из приютов для стариков. И не напрасно: через несколько часов в Сантьяго прибыла группа преследователей. Через посла ФРГ они потребовали у полиции найти и вернуть сбежавшего колониста. Они прибегли к шантажу и угрозам, но все же вынуждены были вернуться в лагерь с пустыми руками. Вольфганг дал показания чилийским властям. Таким образом, преступления против морали и закона стали достоянием гласности. На пресс-конференции Вольфганг Мюллер назвал истинные имена руководителей этого концентрационного лагеря под

73