Вокруг света 1967-04, страница 73

— Ну, я пойду, — сказала Маддалена. — Я пойду в деревню, а завтра утром вернусь. Я поставлю корзину у старой пинии. Ты найдешь ее там.

— Корзину я найду, — сказал Витторио, — но где я найду тебя?

— Главное, чтобы ты нашел корзину, — сказала Маддалена.

— Нет, — сказал Витторио, — это не главное. Почему ты не хочешь остаться? Ты можешь спать в хижине, Маддалена, а я снаружи. Хорошо бы ты осталась. Так хочется поговорить с кем-нибудь, а рядом никого. Это хуже всего, Маддалена. Мужчина должен иногда поговорить.

Девушка засмеялась и ткнула прутом в рыхлую штукатурку стены.

— Если я останусь, — сказала она, — тебе никто не принесет поесть. Сандро ждет меня, и другие тоже ждут, Витторио, они хотят услышать о тебе.

Они стояли перед хижиной на площадке, на которой был вытоптан весь кустарник, они стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга, и потом Маддалена подошла к нему и поцеловала.

— Ты найдешь корзину у пинии, — сказала она. — Ты будешь находить ее там каждый день, Витторио, и я тоже буду там. И если я когда-нибудь не приду, то я приду позже, но только никогда ни в кого не стреляй, Витторио. Если ты выстрелишь, все пропало.

— А завтра ты придешь? — спросил Витторио.

— Да, — сказала Маддалена.

И она повернулась и начала спускаться по узкой тропинке через кустарник к руслу. И пока она не скрылась в темноте, Витторио смотрел ей вслед, а потом прилег возле хижины.

Земля еще не успела остыть, и ночь казалась теплой. Витторио не спалось, он вглядывался во мрак и думал о Маддалене, которая шла по руслу, и о том, что снова увидит ее — и завтра и еще много, много раз.

И Маддалена пришла и поставила корзину у пинии. Она приходила еще много раз, она появлялась каждое утро, едва солнце золотило вершины. Они сидели на мертвом выжженном кустарнике и смотрели на плато, на деревню. Хотя отсюда видно было хуже, чем от семи камней, они видели все — и белую церковь, и дом дона Подду, и машину карабинеров в тени кедров. Маддалена часто знала заранее, куда направляются карабинеры, — Сандро не забывал о Витторио, и Витторио уже издалека замечал их на перевале и вовремя исчезал.

Но однажды Маддалена пришла к пинии и сказала, что дона Подду опять пронесли по веранде в дом, на этот раз мертвым. Его убили, когда он шел по своему двору, и все-таки никто не знал, откуда раздался выстрел. В деревне поговаривают, что стрелял Витторио, и карабинеры того же мнения, и они вызвали еще двадцать человек для охоты на Витторио.

— Я не стрелял, — сказал Витторио. — Я вернулся не за тем, чтобы убить дона Подду. Ты знаешь, что я вернулся не за этим, Маддалена. У меня ружье Сандро, а оно стреляет только дробью.

— Дона Подду убили из дробовика, — сказала Маддалена, — кто-то это видел.

— У меня целы все патроны, которые дал мне Сандро, — сказал Витторио. — Все до одного. Ты знаешь, Маддалена, что я не убивал дона Подду. Люди не знают, кто стрелял, но это был не я.

— В деревне двадцать ноиых карабинеров, —

сказала Маддалена. — Целых двадцать, и на этот раз они тебя поймают. Сандро говорит, обещают награду за твою голову. Пятьсот тысяч лир. Тот, кто поймает или убьет тебя, получит пятьсот тысяч лир.

Витторио засмеялся.

— Это много денег, Маддалена, целая куча. Если ты выдашь меня, они дадут тебе пятьсот тысяч лир. Ни у кого в деревне нет таких денег, с тех пор как умер дон Подду. Ты бы сразу разбогатела, Маддалена. Но ты не выдашь меня?

Маддалена охватила прутом его шею, вызывающе посмотрела ему в глаза, засмеялась и сказала:

— Как ты подорожал, Витторио. За последнее время ты очень поднялся в цене. Мы бы смогли хорошо использовать эти деньги. Мы бы смогли купить кучу вещей на эти деньги, когда они снова освободят тебя и ты вернешься в деревню.

После полудня плотная цепь карабинеров полукольцом окружила гору; они двигались прямо к его укрытию, они шли недалеко друг от друга, с незаряженными автоматами, и Витторио увидел, что на этот раз ему не проскочить. Пригнувшись, он побежал — они еще были далеко и не видели его, — а он двигался короткими перебежками по высохшему кустарнику, падал, обдирался и снова бежал. Карабинеры сжимали полукольцо, не оставляя ни малейшей лазейки, они гнали его на голые скалы вершины.

Наступил вечер, когда он добрался до вершины, но преследователи не прекращали погони, они поднимались все выше и выше, прочесывая кустарник: он еще раз увидел их й сполз на другой склон. И увидел деревню. Оставался последний шанс сломя голову вниз, к перевалу, и прямо в деревню — иного выхода не было.

Спускаясь, он сбивал камни, они срывались из-под ног, шумно сыпались вслед, заставляя его петлять. И он благодарил бога, что был в сапогах. Одним махом он перескочил через дорогу, упал за опунцией и прислушался. До дома дона Подду было довольно далеко — он одиноко жался к краю плато. Прячась за опунциями, он прокрался к хижине, где жила Маддалена. Когда он постучал в окно, уже стемнело, шел дождь, тяжелый, грозовой дождь барабанил по земле и опунциям. Окошко на миг распахнулось, и в нем показалось лицо старухи, плоское застывшее лицо. Старуха снова захлопнула окно и поманила Витторио к двери. Она провела его в темную комнату и молча вышла. Витторио стоял и ждал, но старуха не возвращалась. Он подошел к окну и прислонился к стене, чтобы выглянуть на улицу, и вдруг заметил, что кто-то сидел у окна, и почувствовал, как прут Маддалены уперся в его грудь. И он сказал:

— Я не хотел приходить, Маддалена, и я бы нь пришел, если бы они не погнали меня к вершине. Я пришел к тебе, потому что наша хижина слишком близко от дома дона Подду. Кончится дождь, и я уйду. Я не останусь здесь.

— Садись, — сказала Маддалена. Она усадила его рядом с собой на низкую скамью, бросила на пол прут, обняла его. Они долго молча сидели, обнявшись, под окном. Потом он сказал:

— Твоя мать узнала меня, Маддалена. Она сразу узнала меня, когда я стоял под окном. И проводила меня к тебе.

— Да, — сказала Маддалена.

— Она сразу узнала меня, но не сказала ни слова. Она хорошая женщина. В другое время она бы принесла мне чашку кофе с молохом, Маддалена, но

71