Вокруг света 1967-07, страница 71
Однако уже через несколько часов везенье изменило ему. За четой Хемингуэев был послан спасательный самолет, чтобы доставить их обратно на базу в Кению. Но при взлете самолет загорелся... Я связался с ним по телефону из Голландии. Сквозь помехи,голос Эрнеста был удивительно сильным и звучным: «...Тебе стоит приехать сюда. Венеция все та же, сам увидишь. Через пару дней я собираюсь в Мадрид к Мэри. У меня прекрасная «ланча» и хороший шофер, который может гнать, а может и не гнать. Я предпочитаю не гнать — до праздника святого Исидора в Мадриде еще есть время. Я бы поехал один, но как-то не по себе после всех этих африканских самолетов, которые сговорились падать... Когда мы загорелись во второй раз, досталось моей поврежденной почке, ну и заговорили все старые раны... Вышел из строя левый глаз, а когда мы упали и вспыхнули кустарники на берегу, мне пришлось бороться с огнем, и тут здорово обгорела левая рука. Я и не предполагал, что настолько ослабну, свалюсь на землю. Обжег себе живот, часть ноги и плечо...» Лодка скользила вдоль пристани «Гритти», в прошлом королевского палаццо, а теперь спокойного элегантного отеля, бывшего постоянной резиденцией Эрнеста во время его приездов в Венецию. Когда я вошел в комнату, Эрнест сидел в кресле у окна и читал. Неизменный теннисный козырек прикрывал глаза. Я остановился у двери, потрясенный. В последний раз я видел его в Нью-Йорке в конце 1953 года, незадолго до отъезда в Африку. Он поразительно постарел за эти пять месяцев. Его волосы (большая часть сгорела) совершенно поседели. Седой была и борода. Казалось, он что-то потерял. Я говорю не о физической потере, но в нем как-то не чувствовалось прежней незыблемости. В углу за столом перед кипой газет сидел худой человек с ястребиным профилем и делал вырезки. Когда я вошел в комнату, Эрнест поднял голову и широко улыбнулся. — Хоч! Я чертовски рад тебя видеть! Он снял теннисный козырек. — Помоги мне подняться. Я подхватил его под руку, и он мучительно, медленно вылез из кресла. Мы поздоровались по-испански — обняв друг друга левой рукой за плечи и несколько раз похлопав по спине. Мы заговорили, и постепенно оживленность и энергия возвратились к нему. Эрнест представил меня человеку с ястребиным профилем. Это и был первоклассный шофер Адамо. Целыми днями он вырезал из газет всего мира некрологи об Эрнесте и наклеивал их в альбом. Эрнест сказал мне, что чтение собственных некрологов — неизъяснимое наслаждение и каждое утро он непременно прочитывает несколько страниц... Наконец Эрнест оставил некрологи, чтобы разлить шампанское, и пока он занимался этим, я обратил внимание на несколько прислоненных к стене узких деревянных футляров. «Копья», — ответил он на мой вопрос. — Я пробовал научиться владеть ими. Чиро, ружьеносец Мэри, считает, что я могу убить копьем любого зверя, за исключением слона. Но если как следует поработаю, могу научиться убивать и слона. Для этого придется серьезно заняться гимнастикой. А пока мои трофеи — дикая собака, гиена и заяц... — Как бы мне хотелось, чтобы ты был там, когда все шло хорошо! — сказал Эрнест. — Все никак не получалось написать тебе об этом... Главный лесничий уполномочил меня следить за всем районом и назначил почетным лесничим... Для этой роли им хорошо было бы иметь знаменитого шерифа, скажем, Гарри Купера 1. Жаль, гебе не пришлось видеть меня в роли справедливого судьи... Не успеешь сесть за письмо старине Хочу, как тут же приходит кто-нибудь и говорит: «Бвана, слоны разрушили мою «шамбу», — это может быть или дом, или плантация. Либо же прибегает какой-нибудь молоденький полицейский: «Бвана! Они забрали у масаи ослов. Сколько у вас людей?..» Операция занимает всю ночь. Наконец трое безоружных воров, уводивших ослов, задержаны... Теперь уж не до писем старине Хочу. Лежу в постели в ожидании следующего происшествия. Так и есть: слышим, подъезжает полицейская 1 Г. Купер — американский киноактер, много лет игравший в ковбойских вестернах. — Прим. пер. машина. Входит взъерошенный человек: «Бвана, лев терроризирует Лайтокиток!» «Сколько львов? Львы или львицы?» «Один лев. Он задрал козла в полумиле от города». «Я заплачу за козла». «Нет, бвана, вы лесничий, и вы должны убить льва...» Через несколько дней мы уезжали. Медленно с помощью Адамо Эрнест погрузился в моторную лодку. Когда мы тронулись и поплыли по каналу к тому месту, где ждала машина, он сказал: «Как можно жить в Нью-Йорке, когда существуют Венеция и Париж...» ИСПАНИЯ, 1954 г. Первой остановкой по пути в Мадрид был Сан-Себастьян. Там Эрнест принялся разыскивать кафе, название которого выскочило у него из головы (феноменальная память подводила его в крайне редких случаях; он никогда не вел записных книжек и дневников, однако помнил почти все места, имена, даты, события, цвета, наряды, запахи; он помнил даже имя победителя шестидневных трековых велогонок 1925 года). Эрнесту очень хотелось найти кафе — это была единственная надежда встретить своего старого друга Хуанито Кинтана, описанного им в «Смерти после полудня» как одного из самых знающих aficionado 1 в Испании. Перед началом гражданской войны Кинтана был импресарио в Памплоне. Тогда у него была собственная арена для боя быков и свой отель. Но Франко лишил его и того и другого. Эрнест не забыл товарища по оружию и посылал ему нечто вроде ежемесячного пособия, как и многим старым испанским друзьям. Наконец мы разыскали Хуанито. Это оказался маленький улыбающийся человек с испорченными зубами и пышущим здоровьем лицом. Он быстро уложился и присоединился к нам. Когда мы проезжали Бургос, Эрнест попросил Адамо остановиться у кафедрального собора, одного из самых грандиозных в Испании. «Если вам попадется где-нибудь большой собор, значит вы в крестьянской стране»,-— сказал Эрнест. Мы заночевали в альберге — 1 Aficionado — завзятый любитель боя быков. — Прим. пер. 69 |
