Вокруг света 1967-07, страница 72

Вокруг света 1967-07, страница 72

деревенской гостинице недалеко от Лограньо на мадридской дороге. Когда Э.рнест и я вошли в переполненный бар альберге, мы услышали, как один англичанин говорил своим спутникам: «А вы знаете, ведь тут проходило действие «Фиесты». Было бы недурно увидеть здесь самого старика Хемингуэя».

Эрнест подошел к этому человеку и сказал: «Ну и что же дальше, джентльмены?»

Я думаю, этот эпизод доставил ему самое большое удовольствие за время нашей поездки, и впоследствии он часто вспоминал о нем. Пока Эрнест разговаривал с англичанами, ко мне протиснулся высокий толстяк с носом, как у Буратино, и представился Джоном Колбером из Коннектикута. Он сказал, что уже два дня сидит в мотеле и не может двинуться с места, потому что москиты забили радиатор его «бьюика». Он спросил меня, удобно ли будет снять кинокамерой мистера Хемингуэя. Я сказал ему, чтобы он обратился к самому Эрнесту. Коблер подошел к Хемингуэю и вмешался в его разговор с англичанами; Эрнесту нравились подобные вещи не больше, чем вторжение в его собственный дом. Коблер начал с того, что попросил Эрнеста попозировать перед кинокамерой, но Эрнест перебил его вопросом, где он достал свой пиджак, и заяви/, что это самый потрясающий пиджак, который он когда-либо видел. Затем он принялся выпытывать мнение англичан о покрое пиджака, его цвете, хотел узнать, хорошо ли тот носится, и т. п. Коблер приосанился и охотно отвечал, преисполнившись гордости за свой пиджак (это был самый действенный способ, с помощью которого Эрнест спасался от назойливых любителей автографов)

В день открытия ферии шел такой дождь, что все бои пришлось отменить. В следующие дни нам удалось посмотреть несколько интересных, по мнению Эрнеста, боев, но погода почти зсе время была пасмурной и ветреной, а это особенно огорчало Эрнеста. «Облачный день для корриды все равно что неосвещенная сцена для спектакля. Солнце — лучший союзник тореро, а ветер — худший его враг».

1 По дороге в Испанию Эрнест сбрил бороду, после того как любители автографов едва не растерзали его в одном маленьком городке. — Прим. автора.

Ему очень понравилось выступление невысокого отважного матадора Чикелло («Хотя уже вышло из моды щелкать быка по носу, чтобы расшевелить его»). Он был в восторге от Кортега: «Он наносит удар точно между рогов... Но ему самому уже столько попадало, что все внутренности у него не иначе, как из стали и нейлона».

Эрнеста все еще мучили раны, и, хотя он не жаловался, я видел, что ему очень больно. Наконец он все-таки пошел к доктору Ма-диноветта, своему старому приятелю, одному из ведущих врачей Мадрида. Вот что тот сказал Эрнесту: «Ты должен был умереть сразу после авиационной катастрофы. Но так как этого не произошло, ты должен был умереть от ожогов. Ты должен был бы умереть и в Венеции. Ну, а поскольку ты все еще жив, смерть больше не грозит тебе, если ты будешь вести себя хорошо и выполнять мои предписания». Он назначил Эрнесту строгую диету и разрешил ему пить не больше двух раз в день, плюс два стакана вина за едой.

Когда мы возвращались от доктора, в окна машины неожиданно ворвался отвратительный запах. Эрнест сказал, что это запах мадридской скотобойни. «Рано утром сюда приходят старухи, чтобы выпить свежей крови, которая считается целебной. Я часто вставал рано и шел сюда смотреть на noverilleros и иногда на тореадоров, которые приходят на скотобойню попрактиковаться, а длинная очередь старух стоит в ожидании крови. Тогда закон тоже не разрешал новичкам тренироваться на скотобойне, но если у того были хорошие отношения с бригадиром, он всегда мог незаметно пройти со шпагой, спрятанной под пальто, внутрь, и мог целиться, и делать выпады, и учиться попадать в цель — в крохотный пятачок на шее быка. Кроме как на скотобойне, научиться всему этому негде. Никто не может позволить себе покупать животных, чтобы убивать их, и хотя можно работать мулетой с учебными рогами на колесах и даже тренироваться с бандерильями, но научиться убивать быка таким образом — невозможно...»

Однажды вечером, когда Эрнест лежал у себя в комнате, читая испанский журнал о бое быков, его навестил Луис Мигель Домингин, первый матадор Испании в те годы. Этот гибкий,

удивительно красивый человек вышел из семьи тореадоров, и даже его сестра, красавица Кармен, однажды прекрасно выступила на арене. Сам Домингин, получив тяжелую рану в живот, не выступал уже больше года. И вот теперь он подумывал над заманчивым предложением из Южной Америки и собирался вернуться на арену.

Домингин сказал Эрнесту, что устроил tienta, чтобы проверить свою форму, и пригласил нас всех приехать. Tienta, которая устраивается для испытаний молодых бычков, проходила на сверкающей арене скотоводческого ранчо Антонио Переса, в красивейшей горной провинции. Мы выехали из Мадрида на трех машинах и около полудня были на ранчо.

Домингин должен был работать с бычками одной мулетой и только слегка покалывать их, чтобы они опустили голову, но не убивать.

Испытывая нескольких животных, владелец фермы определяет достоинства стада, из которого они взяты, и делает для себя выводы.

Всеми нами овладела атмосфера скрытого возбуждения, обычно не связанная с tienta. Для До-мингина это будет такое же испытание, как и для бычков: он должен решить, вернуться ему на арену или нет.

«Эти бычки, — объяснял Эрнест, — гораздо труднее взрослых быков. Они подвижнее, и у них лучше координация движений. Не обманывайся словом «бычок». Я видел многих парней, которых уносили с tienta».

Мы стояли у деревянного барьера и смотрели, как Домингин работает с первым бычком, который агрессивно выскочил на арену. После блестящего выступления Домингина Эрнест сказал:

— Ты видел, что Луис Мигель сделал с этой телкой? Он придал ей индивидуальность и превратил в «звезду». Он убедил ее в этом. Эта телка ушла с арены чертовски гордая.

В этот момент злобная телка с трехфутовыми рогами, с которой работал Домйнгин, потеряла вдруг всякий интерес к мулете и решила напасть на Эрнеста. Эрнест стоял, прислонившись к стене, далеко впереди предохранительного барьера. Все, и особенно Мэри, закричали, чтобы он укрылся за барьером, но он даже не пошевельнулся, и когда

70