Вокруг света 1968-01, страница 9

ные, или камчатские, медведи отличаются от медведей прочих подвидов крупными размерами, достигающими максимума среди медведей Старого Света». Вопрос о медведях Анадырского края он считал недостаточно ясным. В книге Л. А. Портенко «Фауна Анадырского края» писалось, что на Чукотке водятся два типа медведей: колименсис — помельче и берингианус — большие.

Последнее как бы примиряло извечные споры среди геологов-охотников, ибо одни считали чукотского медведя очень крупным, другие очень мелким. Наверное, среди медведей Эльгыгытгына встречались оба типа, но меня интересовал третий, особый тип.

Кроме фотоаппарата, я взял восьмикратный бинокль. Для горных охот многие применяют бинокли с большим увеличением, но опять-таки к своему я просто привык, и, кроме того, бинокль с большим увеличением сильно сужает поле зрения. «Своего медведя» я надеялся рассмотреть и в восьмикратный.

В первых числах июля я отправился в Певек.

Певек возник в начале тридцатых годов, когда в стране был острый оловянный голод. В образцах, доставленных С. В. Обручевым с соседнего мыса Валькумей, нашли касситерит — оловянную руду.

Вскоре на Валькумее был открыт рудник, а Певек стал базой чукотских геологов. К Валькумею прибавились оловянные прииски в тундре. Певек превратился в крупный поселок с солидным морским портом. Однако в 40-х годах на пресном озере возле него можно было стрелять уток в трехстах метрах от домов. В пятидесятых геологи Певека заключили многолетнюю историю поисков чукотского золота. Было открыто крупное промышленное месторождение на реке Ичувеем. Утки с озера исчезли — Певек бешено строился, транспорт еле успевал привозить народ. Может быть, поэтому и называли Певек «чукотским Клондайком». Но между ними есть разница, не меньшая, чем разница между игроком в «орлянку» и математиком.

...Клондайк возник как случайная удача, как выигрыш в игре. Игрок уповает на счастье, математик — на логику мира, логику науки. Развитие Певека шло и идет логичным путем, ибо базой его служит логика геологической

науки, которая давно уже выросла из детских штанишек старательского «фарта» и сейчас может прогнозировать свою удачу на десятилетия вперед. Певек сам может служить примером удачных прогнозов. Он далеко не исчерпал свое олово, на котором вырос, только начинает разрабатывать золото, только подступает к ртути, но дальний прогноз уже называет другие металлы, о которых еще рано говорить, но которые неумолимо возникнут на карте названиями поселков...

Многие из бывавших в Певеке утверждают, что поселок страх как непригляден. В общем-то ему некогда и трудно было становиться приглядным. Знаменитые «южаки», несущие тучи песка, снега и даже щебёнки, сдирают с домов окраску. Тепловая электростанция, которая дает энергию Певеку и многим приискам на сотни километров вокруг, естественно, коптит. Ну что говорить, Певек — это не образцовый город, это работяга, таким он родился. Но тому, кто хочет оценить его красоту, надо просто летом забраться на сопку. И тогда Певек оказывается городом, торчащим из воды. С земли этого не заметно. Но с сопки кажется, что кубики домов, проклинаемая труба электростанции и портальные краны — все это размещается где-то на сваях. Под сваями море.

...Я мчался к геологическому управлению, как к родному дому. Мне гфежде всего хотелось посмотреть на огромный, как башня тяжелого танка, череп быка при-мигениуса, что извека лежал у входа. У меня с этим черепом связаны мемуары. Задыхаясь, я устремился к входу и черепа не увидел.

Вдоль всего фасада управления был разбит сквер. В сквере покачивались рослые ромашки. Крупные ромашки, не меньше тех, что растут под Москвой, покачивались на мокром ветру, и сверху посыпал ледяной дождик и снег.

Пожалуй, только сейчас я увидел этот снег и то, что стою на бетонном тротуаре, которого раньше не было, и осознал, что Певек-то мой ведь стал четырехэтажным. Город в общем. Я вошел в свой бывший родной дом. Управление было пусто, как бывает пусто геологическое управление в разгар летнего сезона. Где-то в глубине коридора маялась одинокая фигура. Наверху в своих кабинетах были на посту

Лев Константинович Хрузов — главный геолог,» и Ларионов Яков Севастьянович — начальник экспедиции. Из этих стен вышли лауреаты Ленинской премии, кандидаты и доктора наук, первооткрыватели уникальных месторождений. Лев Хрузов и Яков Ларионов принадлежат к плеяде старожилов — они тут с незапамятных времен. Сейчас в ход пошла ртуть. На уникальном месторождении киновари, открытом в 50-х годах Виктором Копытиным, вступал в строй уникальный же ртутный комбинат. Клондайк исчез вместе с золотом — канул в миражи легенд и преданий, остались книги Джека Лондона и статьи «Даусон — мертвый город», «Вымершие небоскребы», в общем все вымершее, вроде как в палеонтологии, откуда явился тот бык примиге-ниус. Куда они все-таки девали его череп? Я этого не узнал, череп исчез, но Певек, посыпаемый дождичком, пылью и снегом, прочно стоял на месте и собирался стоять, как собиралось стоять его прославленное геологическое управление, а мне оставалось только гордиться, что в этом здании, откуда вышли первооткрыватели месторождений, кандидаты наук, лауреаты Ленинской премии, и я «родился» как инженер и отсюда начинал свои первые экспедиции...

Коля Балаев со своим рыбацким снаряжением давно уже был на озере. Мы были вдвоем с Володей К., который сдержал свое слово — дождался меня, и перед нами стояла редкая по сложности задача.

В этом году навигация началась необычно рано. В этом году стоял необычно мерзкий июль. Все в этом году с погодой было необычно, и мы еще не знали, что это серьезно.

На прииски возвращался отпускной люд, на десятках «точек» требовались солярка, бензин, доски, цемент, кислородные баллоны. В отделе перевозок рычащими львами сидели снабженцы и хватали с боем первый подвернувшийся «борт», в крохотной комнатушке ожидания томилось крупнокалиберное начальство с грозными бумагами, а над всем этим бушевала чукотская июльская непогода.

Ночевать здесь, на базе, было негде, все-таки это была Чукотка: на крылечке тут не подремлешь, а ставить палатку и разворачивать спальные мешки

7