Вокруг света 1968-02, страница 43

ВЫХОД В МОРЕ

▼ со стр. 25

А то еще мы нитку привязываем — к верху конец и к низу. А потом лодка всплывет — дзык! И разрывается...

— На семидесяти метрах задержаться!

— Есть! На семидесяти задержаться!

В кают-компании из рук вестового уже шли через весь длинный узкий стол кружки с чаем. Первая заняла место перед командиром.

— Вот здесь мы и едим. Нравится? — я узнал голос сидящего рядом со мной офицера («Прибывая на подводную лодку, надо называть себя!»). Только теперь старпом говорил насмешливо. — Вот случится что с вами, наш доктор тут и вскроет вас, на этом же столе...

Как многие, привыкшие говорить с юмором, он произносил слова словно в задумчивости — так, ни для кого, лишь изредка поднимая глаза на собеседника и проверяя, смешно тому или не очень; и чем смешней у него получалось, тем серьезней он становился.

— Да, резали. Только не наш доктор. Наш не любит. Другой был. Вот тот любил. Чуть кто за живот схватится, он сразу: ложись! Аппендицит. Троих так разрезал. Потом на берег ушел и там еще четверых, с ходу! По подозрению, черт, резал! — закончил он восхищенно.

Разговор за столом крутился вокруг чудаков. Запас их, по-видимому, и здесь был неисчерпаем. Потом вспомнили о коке — том матросе, которого я уже видел с механиком. Ему вот-вот де-мобилизовываться. В Ленинград едет, а отпускать жалко. Готовит прекрасно, а никогда не учился этому. Просто какой-то талант дан человеку, и он угадал его в себе. Год назад: дай, говорит, попробую. Попробовал — все попробовали... И вот стряпает. Да как! А на лодке это очень много значит.

— И между прочим, ни один матрос не уходит с лодки, не имея две-три профессии. Настоя

щие, на всю жизнь. Крепкая школа. Не пропадет уж... — замполит говорил это для меня. Все заговорили о том же, и видно было, как офицеры гордятся, что матросы ни в чем не теряют времени зря. Но, слушая их, я почему-то думал не о профессиях. Вернее, и о них тоже, но еще и о традициях, которые живут здесь. Я вспомнил рассказ корреспондента флотской газеты о штурманских картах. На них есть особые пометки. В море нельзя поставить памятник. Лодка входит в помеченный на карте район, и во все отсеки приходит голос командира: «Товарищи, наша подводная лодка проходит место героической гибели...» Командир называет корабль, имя которого известно каждому матросу. Лодка идет своим курсом, чтобы выполнить свою работу, но в эти минуты молодые матросы думают еще и о тех, кто погиб здесь за то, чтобы они родились и жили...

А в квадрате моря в поисках нас бродила лодка. Она шла с торпедами в аппаратах. Она искала нас, а мы должны были услышать ее торпеду, когда та пройдет рядом с нами. Торпеда не взорвется, и мы не будем уходить, когда услышим шум винтов «вражеской» лодки. Но как трудно найти ей нас в черной глубине моря! И надо найти!.. Теперь для обеих лодок главными были шумы. Для всех — и там и у нас — существовали сейчас только они, шумы моря...

Это не ровный плеск и не грохот шторма, не тихое, почти стеклянное позванивание волн и не глухие удары в скалы. В шумах моря — плеск и грохот, мириады шорохов: сплетенных, чужих, таинственных — подводных. Акустик нашей лодки слушает их уже второй год. Он знает, на что похожи шумы моря. На шум поезда, который никогда не приближается, а идет вдалеке, ровно вздрагивая вагонами, ночной экспресс. И тогда зеленый огонек импульса перед глазами акустика горит, чуть вздрагивая, неровным,

то сжимающимся, то разгорающимся блеском. С импульсом можно сверить шумы в наушниках. Акустик сам придумал про этот поезд, который никогда не приближается, так для него шумит море — это фон..

Правой , рукой акустик крутит ручку, и стрелка перед ним идет по кругу. Один оборот, другой... Никого нет. Поезд стучит ровно. Где же лодка?

— Прослушать горизонт!

Старший лейтенант мягко трогает его за плечо:

— Виктор Сергеич, еще разок... Пройдись по всему.

Он проходит. Стучит поезд-Стоп! Какой-то чужой шум ворвался в ровное стучание. Нет. Показалось. Стучит поезд. Он снимает один наушник и оборачивается:

— Акустический горизонт чист.

Где же лодка? Может, она уже

«ведет» нас? Тогда сейчас она выйдет в точку залпа...

— Слушать левый борт! От нуля до ста восьмидесяти!

Стрелка медленно движется по шкале, то останавливаясь, то возвращаясь назад... Есть! Акустик срывает один наушник.

— Слева — семьдесят пять, получено эхо.

Центральный отвечает мгновенно:

— Держать в режиме эха!

Акустик держит. И шум превращается в его мыслях в корабль. Импульс вытягивает свой зеленый блеск в одну линию и покачивается, как стрелка компаса, зеленое сверкание звука.

— Квалифицировать цель!

А он уже знает, что это. Надо быть акустиком — глазами и ушами лодки, надо слышать этот шум сотни раз, чтобы узнать его и увидеть за ним винты, корпус корабля, и весь его, от киля до клотика.

— Слышу «рыбака».

И снова поиск. А где-то наверху, покачиваясь на волне, возвращается домой траулер. Он не знает, что его слышат, почти видят, ведут.

— Левый! Левый борт слушать!

Мы подходим к месту, где надо всплыть.

— Приготовиться к всплытию. Осмотреться в отсеках!

Струится со свистом воздух, выжимающий балласт.

— Слушать забортные шумы! Глубина восемь метров.

41