Вокруг света 1968-02, страница 45

Тысячелетиями и в Европе, и в Азии, и в Африке существовали два мира, тесно связанных и все же резко обособленных: мир оседлых земледельцев и мир кочевников. Отношения между ними всегда были сложными. Война, кровавые столкновения и нашествия сменялись периодами тревожного затишья, когда начиналась робкая торговля.

Проходили века. Земледельцы шаг за шагом шли вперед по пути прогресса. Торговля с беспокойным кочевым миром становилась для них ненужной. Кочевники же оставались неизменными. Само кочевое хозяйство препятствовало каким-либо сдвигам, консервировало образ жизни. И только глаза вождей кочевников жадно разгорались при виде достатка соседей.

В Африке кочевые племена с их застывшим жизненным укладом сохранились до наших дней. Их отсталостью, предрассудками, оторванностью от своих собратьев-земледельцев не раз пользовались колонизаторы. Подкупая знать, они натравливали кочевников на оседлые африканские народы, сеяли межплеменные раздоры.

Большая трудная проблема встала перед некоторыми африканскими государствами, лишь недавно добившимися независимости. Республика Чад — одна из этих стран. На севере Чада трудности усугубляются религиозными и этническими различиями между кочевниками и земледельцами. Как помочь кочевникам преодолеть отсталость?

История знает только один путь: постепенный переход кочевников к оседлости. Только так можно добиться подъема культуры, только так можно изменить их жизнь. Но для этого необходимо покончить с вековыми распрями и предрассудками, коренным образом изменить сознание людей, веками презиравших оседлую жизнь. Нужны, наконец, немалые средства.

Но как бы ни были серьезны эти трудности, они преодолимы. Примером тому служит жизнь недавних кочевников нашей страны ~ казахов, туркмен, калмыков.

Для кочевников Чада такой путь — дело будущего. Будем надеяться, недалекого.

А. X А 3 А Н О В, кандидат исторических наук

йЛ ни кружатся, как бабочки щ I вокруг огня, в цветастых щ я своих юбках, и языки костит ра чуть не лижут материю, высвечивая блестки девичьих глаз, темные лица тончайшего рисунка, заплетенные в косицы лоснящиеся волосы и серебряные кольца в правой ноздре.

Хоровод ведет Фатима. Губы ее вспухли от колючек — она сама колола себя, чтобы стать красивой. На руках ее тяжелые серебряные браслеты, а красные концы шелкового платка захлестывают пол-лица.

Фатима поет:

— Шакаленок прибежал к колодцу Дижилинга...

Женщины подхватывают хором:

— А там был лев!

— А там были люди!

— Шакаленок побежал к колодцу Лукаи...

— А там кончилась вода!

— Шакаленок побежал...

И песня тянется, как бесконечное скитание от источника к источнику, а женщины, танцуя, постукивают в ладоши, притопывают ногой и до галлюцинации похоже изображают затравленного шакаленка, мечущегося в поисках воды.

Вокруг меня — звонкоголосый ферик, стан кочевников: сотня разборных шатров, просительно вытянувшихся с юга на север, зияют раскрытыми ртами — ловят пропаду.

Мужчины, сидя на корточках, тянут из крохотных чашек густой, жгучий и терпкий чай — его готовит отточенными, почти ритуальными движениями сухой старец, колдуя над сложенным из древесного угля костром.

Голые мальчуганы с прядкой волос, болтающейся на выбритых головах, и девочки в поясочках из цветных бусинок затеяли возню с верблюдами.

Это ферик Эль Хадж Тиджани Муссами, отца Фатимы и вождя рода кешерда. Оглянитесь: можете смотреть до рези в глазах направо и налево, вперед и назад, но все равно не увидите ничего вокруг; лишь голый, выметенный ветром ландшафт, где горбатятся серые дюны, усыпанные мертвым песком, треплются кое-где хохолки травы, раскачиваются редкие молочаи с опушенными, полными белого сока листьями и упрямо дрожат колючки, уходящие к северу, к Сахаре.

Это сахель, широкая степная полоса, тянущаяся через всю Африку от Атлантики к Красному морю. Сахель — прелюдия Сахары. Таинственный край, история которого живет в памяти стариков, облаченная в пряные легенды и сказания. Одна история гласит, что в стародавние времена пересекала этот край река, впадавшая в озеро Чад, по берегам ее рос густой камыш и гигантский папирус, а слоны приходили сюда на водопой.

Река исчезла уже век назад, но в уэде остался след, где умирали ее воды, — черная земля, свидетель минувшей жизни. Теперь здесь проходит дорога, пышно именуемая «магистраль № 7», та самая, что соединяет Черную Африку со Средиземноморьем.

Ферик означает воду. А вода означает праздник: стада идут прочь от сахарского солнца на юг, и люди пьют молоко, захлебываются в молоке, дают его собакам, а остатки со смехом выливают на голову. Короткое время богатства и благополучия! На рынке в Мусоро главы семей обменяют быков на белоснежные одеяния — бубу для себя и на цветастые юбки — пань для жен, на сахарные головы и чеканные браслеты.

А жены и девушки, что ведут хоровод в ферике, поют не только о злоключениях шакаленка, так напоминающих их собственные скитания от воды до воды; они еще выкликают имена "славнейших своего племени:

— Мой дядя Ахмед был храбрец из храбрецов: он убил троих и угнал десять верблюдов...

— Мой брат Исса тоже был храбрец: он убил двоих и угнал двадцать коров...

А юноши, взволнованные близящейся весной, подходят ближе, чтобы послушать щебетанье девушек.

43