Вокруг света 1968-05, страница 73

«Колокол» был отделан по фасаду причудливой резьбой и обильно изукрашен мифическими чудищами, то синими, то ярко-красными; над входом на железной скобе болталась вывеска ценой фунтов в тридцать: на ней был нарисован колокол и ничего больше; впрочем, хорошему вину и не нужно этикетки. Сквозь низкие окна в свинцовых рамах доносился крик трактирщика: «Порция пива, сэр», «Две порции пива, сэр». Я спросил у трактирного слуги, полного коротышки, которому ни единый волос не мешал касаться небес сияющей лысиной, здесь ли Дик Куинни; он махнул рукой в направлении широкой дубовой лестницы:

— Т)н в покое Долфин Чейм-бер, сударь.

Покой этот располагался на втором этаже и выходил окнами во внутренний дворик. Когда я отворил дверь, Дик, ругнувшись, одним прыжком перемахнул комнату и выхва^шл рапиру из ножен, висевших на спинке стула: слишком часто непрошеный гость оказывался наемным убийцей. Узнав меня, он рассмеялся.

— Иоганнес Фактотем! А я было решил, что настал мой час. Как поживаешь, дружище?

— Как- безразличный сын земли.

— Что же заставило красавца актера храбро презреть чуму?

— Пусть дешевка изумляет толпу, мне же рыжеволосый Аполлон доставит чаши, полные кастальской воды, — процитировал я. — Должно быть, ты узнал старика Овидия — помнишь ли, мы зачитывались им во время оно. А что до перевода, то Кит прислал мне его прошлой весной.

— Не можешь выбросить из сердца Марло? Рано или поздно, всем нам придется заплатить дань богу.

— Что ты полагаешь о причине его смерти?

— Уверен, что чума.

За обедом я поведал ему все, что знал сам.

— Я страшусь Уолшингема, но, ей-богу, я скормил бы всем коршунам небес его труп, если б...

— Проще перечесть все песчинки, выпить океан. Боже мой, да не знай закон милости...

— ...Никто б из нас не спасся? Не закон, но дружба: предательство людское жалит сильнее, чем зимний ветер.

— Чушь! В гневе Марло и сам был пылок, как огонь, и глух, как море. Ей-богу, ты окажешь

ему плохую услугу, если разворошишь в земле его кости.

Он пожал плечами.

— Но, как ты сам говаривал, если принимать каждого по его заслугам, кто избежит кнута?

— Итак, за правдой в Депт-форд?

— Клянусь честью, да.

Он похлопал меня по плечу.

— Пусть завтрашний день застанет твоих призраков изможденными, а сегодня ожидает нас отличный теологикум и гудящий эль, сдобренный изрядной долей маслянистой водички из Темзы.

Когда тем же вечером я спустился к реке, у пирса св. Павла лодок не было, а на Куинхайте, сборном месте лодочников, их стояло сколько угодно, и все были готовы хоть сейчас отправиться в путь, вот только кормчих не нашлось. Я уже отправился было к причалам Рейд Найта, но тут звонкий мальчишеский голос окликнул меня:

— Эй, хозяин! Джон Тейлор, подмастерье лодочника, целиком к вашим услугам.

Передо мной предстал мальчишка едва ли лет тринадцати, с лицом открытым и честным, курчавыми каштановыми волосами и острыми глазками.

— Бежите от лихой чумы?

Я шагнул в лодку и опустился на вышитую подушку на корме:

— О нет, хожу в поденщиках у смерти. На запад — охо, — в Дептфорд, парень.

Гонимая отливной волной, наша лодка скоро приблизилась к мосту Гейтсбридж и проскользнула под его крытой аркой мимо толпившихся в беспорядке домишек, словно выпущенный из рук угорь. Когда мы миновали Тауэр, мой кормчий внезапно обратился ко мне:

— Не вы ли представляли в «Правдивой трагедии Ричарда, герцога Йоркского» в прошлом году?

— Для своих юных лет, пострел, ты неплохо знаешь сцену, — хмуро пробурчал я в от

вет, хотя мне д<энельзя польстило, что он узнал меня, ибо кто из смертных не жаждет славы.

Далеко позади нас на колокольне собора Христа-спасителя на Сюррей Сайд пробило восемь, когда вдали, за излучиной реки, показались доки Дептфорда, где толпились корабли со всех концов света, а в портовых кабаках бушевала, дралась и пела разноязыкая матросская братия. Какой-то одноглазый моряк указал мне путь к церкви св. Николая, убогой каменной часовенке недалеко от доков, где, по словам Энн Пейдж, был похоронен Кит Марло.

Настоятель оказался приземистым седым человеком, одетым не бедно, но скромно, как и подобает духовной особе; с его носа свисали очки, а с пояса — штаны, которые были заметно широки для его иссохших ног.

— Да пребудет с тобой благословение божье, сын мой. — Его писклявый голос, наверно, тонул на воскресной проповеди в шепоте и кашле прихожан. — Вот так и святой Стефан обратил доброе слово свое к язычникам, что замуровывали его в стене.

— Поговорим лучше о могилах, могильных червях и эпитафиях. Мне хотелось бы заглянуть в вашу похоронную книгу за этот год.

— Да, все мы упокоимся в земле сырой, как святой Лаврентий, которого этот отступник Валериан зажарил на медленном огне.

Возбудившись, он уже не мог остановиться: брызгал слюной, гнусил и визжал, как мертвецы на улицах Рима в дни перед тем, как пал могучий Юлий В конце концов он все-таки выложил передо мной толстый фолиант в кожаном переплете.

— Не читай того, что не тебе предназначено: не греши взглядом глаз своих. Вспомни Люси из Сиракуз: когда один благородный дворянин похвалил красоту ее

¹ Кай Юлий Цезарь. — Прим пер.