Вокруг света 1968-06, страница 11

жилищ и терялись среди скал и колючего кустарника. Там и сям потускневшие таблички, прикрепленные к крышам или столбам веранд той или иной хижины, свидетельствовали о прошлом Клаарватера: «Скупщик алмазов с разрешения Дж. Крюгера» или «Скупщик алмазов с разрешения М. Левина», — гласили эти объявления, но хижины были сплошь заселены семьями белой бедноты и цветными, которые встревоженно глазели на подпрыгивающие автомобили и проявляли любопытство лишь после того, как они уносились прочь.

Старик направил автомобиль к группе хижин, ничем не отличавшихся от других. Но оказалось, что он не жил ни в одной из них; он жил в том, что по виду должно было служить отхожим местом одной из ближайших лачуг: сооружение без окон и потолка, целиком построенное из ржавого железа и нескольких деревянных подпорок. Воздух и свет поступали внутрь через дверь. Рядом с кроватью на корзине из-под фруктов стояли жестяная кружка, тарелка, чайник и подсвечник со вставленным в него уродливым огарком. Сама кровать представляла собой пружинную сетку, которая покоилась на столбиках кирпичей, выложенных по всем ее четырем углам. На постели было несколько худых одеял; с одной из деревянных опор, подпиравших крышу, свисал календарь с картинками, а на полу лежали аккуратно сложенные кипы газет. Больше в комнате ничего не было. В воздухе стоял крепкий запах дешевого табака.

Старик торопливо вошел в лачугу, и следом за ним — столько, сколько туда могло набиться, из тех, кто приехал на автомобилях. Впереди всех был Бленд Джиффард. Старик сразу нагнулся к постели и дрожащими руками начал шарить под одеялами. Когда он нашел то, что искал, он издал легкий крик и на миг замер, не двигаясь, а его руки все еще пробирались вперед. Затем он вытащил пачку бумаг и помахал ими в воздухе.

— Вот, — закричал он восторженно. — Я знал, что они у меня есть!

Несколько человек выбросили вперед руки, но старик, не выпуская бумаг из рук, крепко прижал их к груди. Затем он крикнул Джиффарду:

— Только вам! Вы должны посмотреть.

Он передал бумаги актеру, и тот с жадностью схватил их.

К этому времени всех в лачуге охватило напряженное волнение; еще сильнее оно было снаружи, где толпа людей из кинокомпании многократно разбухла за счет людей всех возрастов, размеров и цветов кожи — обитателей близлежащих домов. Никто из жителей деревушки не знал, что происходило; большинство из них думало, что старика арестовывает удивительно большой наряд полиции. А кинодеятелей снова охватил сверхъестественный страх и изумление, какое они испытывали, когда старик впервые назвал свое имя. Только на этот раз потрясение было сильнее и длилось дольше.

Бленд Джиффард не мог в темноте лачуги прочесть, что там было. Поэтому все, кто находился в лачуге, вышли наружу. Джиффард и старик тоже вышли и встали рядом у входа, свет заходящего солнца бил им прямо в лицо. Солнечный свет был желтым, причудливая тень толпы была черной, и казалось, что вельд больше не имел других цветов. Все замолкли, и только тогда Джиффард нагнул голову и начал перелистывать бумаги.

В тишине снова раздался крик старика:

— Там всё обо мне, смотрите, всё — о Джереми Могэне!

Но Джиффард медленно покачал головой и без слов передал бумаги стоявшему рядом с ним человеку, который быстро взглянул на них, криво усмехнулся и передал их другому члену кинокомпании. Бумаги пошли по рукам, и каждый, взглянув на них, улыбался, или пожимал плечами, или постукивал себя по лбу указательным пальцем. «Бумаги» были ничем: подборка вырезок из местных газет со статьями о фильме, который должна была снимать кинокомпания. Да, они там были все: большие и маленькие, фотографии Бленда Джиффарда и начинающих звезд, прикрашенная, с пропусками неприличного или порочащего, биография Джереми Могэна, которую газеты печатали каждый день с продолжением целую неделю, интервью и речи официальных лиц, приветствовавших членов кинокомпании, и даже описание аппаратов, которыми пользовалась кинокомпания, в «Уголке кинолюбителя». Помимо этого, там ничего не было.

А старик плясал вокруг в восторге и триумфе.

— Я говорил! У меня есть бумаги! — каркал он. — Вы там можете все прочесть обо мне! Они писали обо мне каждый день. Там все сказано. Читайте — все, как я говорил!

Толпа дрогнула, колыхнулась, зашевелилась: люди начали возвращаться к своим автомобилям, некоторые при этом с жалостью оглядывались на старика, который шел следом за своими бумагами, путешествовавшими из рук в руки.

— Поосторожней! — кричал он. — Это мои доказательства!

Местные жители, все еще пребывая в замешательстве относительно того, что происходило, тем временем словоохотливо предлагали всю известную им информацию о старике каждому, кто соглашался слушать. Они называли его «Оубас Твак»; ни под каким другим именем, говорили они, он не был известен. Он жил здесь очень давно — никто не знает, как долго, но дольше всех остальных жителей окрестных лачуг. Однажды правительство пыталось переселить его, но он вернулся обратно. Он был славным стариком, говорили они, он никогда никому не причинял беспокойства, даже когда дети дразнили его за то, что он разговаривал сам с собой. Соседи время от времени давали ему понемногу денег и табаку. Нет, нет, своих денег у него не было. Рента?! Хозяин соседней лачуги засмеялся при мысли о том, что он бы мог быть землевладельцем. Иногда старик берет мясо в деревенских магазинах и чай. Да и много ли надо такому тощему старику?

Кто-то очень нерешительно спросил, а был ли старик вообще белым. И ближайшие соседи старика были оскорблены предположением, что он мог быть кем-то еще. Разве они сами не белые? — вопрошали они такими голосами, категоричность которых требовала утвердительного ответа в большей степени, чем на то им давала право их внешность. И неужели кто-нибудь думает, что они бы позволили разным там черномазым или цветным жить рядом. Цветные живут аж во-он где, говорили они растягивая гласные, чтобы подчеркнуть расстояние между ними и ближайшими лачугами цветных — какую-нибудь сотню ярдов.

И это было все, что они знали о нем. Сведения в том виде, как они поступали, пересказывались Бленду Джиффарду и группе людей, стоявших вокруг него. Газеты вернулись обратно к старику, и он, моментально забыв о толпе, тщательно перебирал их, дабы удостовериться, -что ии одна из бумаг не пропала.

8