Вокруг света 1968-07, страница 81
Но кротости она необыкновенной: побрьккалась немного и выучила шаг, рысь и "галоп. И кажется, была с приплодом — за ней бежал маленький». Занялась заря. Отец, мать и мой младший брат, который потом поступил в полицию и дослужился до лейтенанта, собра — Это случилось, — начал Алешандре, — когда я однажды поехал проведать тестя. Его фазенда стояла в трех лигах1 от нашей. Я уже рассказывал сеньорам, что сбруя у моей лошади была серебряная? — Золотая! — воскликнула Цезария. — Я говорю о серебряной, Цезария, — ответил Алешандре. — Золотая само собой, но ее доставали только по праздникам. А в будни мне выносили седло, обитое серебром. И серебряные стремена. Поехал я, значит, сеньоры, к тестю. Перед обедом мы с ним долго беседовали о политике и о делах. Тогда-то мы и обговорили мое первое путешествие на юг, где я прославился и заработал кучу денег. Почмоему, я уже упоминал об одном из них. Я купил попугая... — За пятьсот с чем-то тысяч реалов, — сказал местре Гауден-сио, — знаем, знаем! Попугая, что умер от голода. — Его самого, сеньор Гауден-сио, — продолжал рассказчик. — У вас хорошая память. Так вот, я провел день с тестем. После обеда мы сели на коней и объехали луга, плантации и фермы. Потом я купил сотню отборных быков, распростился со стариком и отправился домой. Смеркалось, но было еще светло. Не успело скрыться солнце, Ъ уже показалась полная луна, огромная, кровавая. Дурной знак, сеньоры! На обочине дороги сидела собака и истошно выла. «Заткнись, скаженная!» — крикнул я и пришпорил коня, пустив его карьером. Немного погодя в тишине снова раздался протяжный вой пса. Я не из тех, кого бросает в дрожь ни с того ни с сего, но от этого воя у меня мороз пошел по коже и застуча- * JI и г а — единица длины, равная 6 километрам 600 метрам. лись посмотреть на пегую кобылу. Собрались было, да в загон так и не вошли, застряли в воротах, переглядываясь, остолбеневшие, с открытыми ртами. Я тоже оторопел — еще бы!.. Алешандре встал, прошелся, потер руки, остановился перед местре Гауденсио и сказал: ло сердце. Стояла жуткая тишь, только вдали плакала собака. Я перекрестился, прочел шепотом молитву и подумал: «Пречистая дева, быть беде!» Проскакал я порядочно, и завывания не стало слышно. Вот и дом уж недалеко, а тревога моя не проходит, и я все оглядываюсь да озираюсь. Вдруг, когда я почти успокоился, меня что-то толкнуло в правую ногу. Натянув поводья, я остановился и как будто услышал звон бубенца. «Что такое?» — потом поворачиваюсь и вижу рядом с конем гремучую змею, громадную, не меньше двух метров. — Двух метров, сеньор Алешандре? — переспросил слепой нег|р Фирмино. — Не многовато ли? — Подождите, сеньор Фирмино! — возмутился Алешандре. — Кто встретил змею, вы или я? — Вы, вы, — признал негр. — Тогда дайте мне сказать. Вы слепой, а хотите видеть больше тех, у кого есть глаза. Так мы с вами каши не сварим, сеньор Фирмино. Слушайте и молчите, ради господа бога! А углядите несуразицу, потерпите, пока не кончу! — Извините, — выдавил негр. — Я ведь потому, что люблю все знать до тонкости. — Узнаете, сеньор Фирмино. Кто сказал ва)м, что не узнаете? Узнаете! Только не перебивайте меня!.. Ну вот. Змея от злобы мела хвостом, гремела и готовилась к новому прыжку. Первый укус, как я уже говорил, пришелся в правую ногу. Но я сообразил, что мой сапог ей не по зу — Волосы у меня зашевелились, когда я увидел, какую штуку сам же выкинул. Знаете, кого я поставил к коновязи? Ягуара, огромного, величиной с лошадь. Из-за его белых пятен я и принял этого дьявола за пегую кобылу. бам. Соскакиваю я на землю и берусь за хлыст. Гадина свернулась, высунула язык и впилась в меня своими круглыми глазами. Я — р-р-раз! И раздробил ей хребет с одного взмаха. Она стала раскручиваться, но я не давал ей передышки и бил, бил, пока не отбил охоту кусаться. Тут она прижала уши и поползла, извиваясь, к куче горелых сучьев. — Как это, сеньор Алешандре? — спросил слепой. — Гремучая змея прижала уши? У змей ие бывает ушей. — Ясно, не бывает, — ответил Алешандре. — «Прижал уши» говорят про того, кто съежился с перепугу. И здесь то же самое. Не надо иметь ушей, чтобы прижать их. Гремучая змея, хотя у нее и нет ушей, прижала уши и хотела спрятаться под наваленными у дороги сучьями. Я побежал за ней. Хлыста я не жалел, и подлая обмякла, расставшись с надеждой на спасение. Я расплющил ей голову каблуком. Она затрепыхалась, свилась в кольцо, потом затихла и вытянулась в пыли. Я присел и обмерил ее: девять с половиной пядей. Это к сведению сеньора Фирмино. Небось поболее двух метров! — Должно быть, так и есть, — проворчал негр. — Не знаю, не знаю. Я слушаю. У меня, как ни спрошу, все выходит некстати. Вам Лучше знать. — Ну то-то, — заключил Алешандре. — В змее было больше двух метров. Я оторвал у нее погремушку, а всего насчитал семнадцать погремков — другими словами, ей было семнадцать лет, СТРЕМЯ 79 |
