Вокруг света 1968-09, страница 23

и стеснялся, и боялся помешать, и не верилось ему, что все это можно когда-нибудь запомнить. Но уже изредка с удивлением чувствовал, что и станцию может включить (сначала вон ту штуку, потом эту, и жди, когда нагреется»), и настроить может, и про себя пробовал голос («Девять, восемь, семь, шесть... Как слышите? Прием»). Голос ему нравился.

...Буксирный теплоход «Гравик» спускался вниз по Оби. С утра погода стояла хмурая, но спокойная. Слегка туманило. Но створные знаки просматривались хорошо, и рейс, казалось, должен был быть спокойным. Судно держало на гаке баржу с разобранной бурильной вышкой, ее нужно было доставить на геологоразведочный участок. На реке было немноголюдно: раза три всего прошли мимо встречные пароходы.

Но к трем часам налетел шквальный ветер, пошел дождь со снегом. Берега затянуло серой пеленой. Баржу стало водить из стороны в сторону. Короткое все время находился в трюме, у машин, он был механиком на судне.

Впервые он понял, что значит шторм на реке. Резко меняется направление ветра, волны набегают то с одной, то с другой стороны. По временам корабль зависает на гребне, и тогда двигатель резко увеличивает обороты.. Одному машинисту тут не справиться.

Часа через два волнение стало стихать, и Сергей поднялся на мостик. Сбавили ход. Включили сирену. Вой ее подхватил ветер и унес. Эха не было. Это могло значить, что берег находится далеко, но могло быть и другое. «Надо промерить дно», — решил капитан, но тут вдруг заметил две лодки-обла-ски, идущие наперерез судну. Сквозь шум ветра донесся слабый щелчок выстрела. «Гравик» пошел самым малым.

— Сор! — коротко сказал первый поднявшийся на борт рыбак манси. И капитан и Сергей сразу поняли, в какую ловушку попало судно. Сор — это речной рукав, который летом оказывается отделенным от реки. Сегодня ветер нагнал в него воду, и «Гравик» проскочил эту перемычку. Теперь, если не выйти отсюда вовремя в основное русло, судно вынуждено будет остаться здесь до будущей весны. А может быть, и так: сор вовсе пересохнет, и останется тогда корабль стоять железным теремком среди быстро выросшей травы. Вот почему эти двое охотников отважились выйти в шторм, чтобы предупредить корабль об опасности.

Сергей смотрел на охотников в кухлянках. «На таких вертких лодках и в шторм!» — думал он.

А они спокойно стояли на-палубе, покуривая свои длинные трубки, улыбались, показывая черные редкие зубы...

Короткое удивился: как помнится все! Будто и не три года назад!

Последний раз Сергей сидит на койке в казарме. Переживает те счастливые для солдата минуты, когда доармейское прошлое ' кажется уже будущим. До демобилизации осталась одна ночь.

По коридору, за входом в казарму, освещенным синим дежурным светом, осторожно ходит дневальный. Вот разворачивается, набойки царапнули цементный пол, идет к тумбочке. Сергей, словно в полусне, отмечает, что дневальному скоро сменяться, и он уже не может ни стоять, ни сидеть, а расхаживает. Опять набойки стукнули. Страшно знакомое ощущение: вот-вот тебя сменят. И ты пойдешь спать. А кто-то другой будет ходить у тумбочки. Но

Сергею спать не хочется, хотя он и с дежурства. Он снова плывет на «Гравике». Вспоминает, как не удержался тогда, уж очень интересовало его, неужели охотники специально, ради незнакомого капитана плыли навстречу, может, просто случайно оказались рядом? Он подошел к охотникам и думал, не ответят ему или, еще хуже, брякнут: дурак, мол, ты, механик, о чем спрашиваешь! Но тот, который постарше, не торопясь вынул трубку и, глядя в упор, сказал: «Ты мне поможешь — я тебе помогу. А если я тебе не помогу, то кто же тебе поможет?» Будто договаривался на будущее. И даже не улыбнулся. Умолк. Смешно получилось, вроде бы как отчитал.

Вдруг Сергей услышал новые шаги. Не дневальный. Стучат не звонко: кожей, а не набойками. Кто-то поднимался по лестнице. И не один... И тут же дневальный слышно шагнул к хлопнувшей двери: «Товарищ подполковник! За время дежурства...»

— Вольно, — оборвал голос. Он говорил тихо, но Сергей все равно слышал. — Разбудите посыльного. И в три сорок. Через семь минут. Объявите тревогу.

— Слушаюсь!

Дневальный, стараясь меньше греметь сапогами, быстро пошел мимо Сергея, мимо вешалки, искать, где спит посыльный. А Сергей даже не шелохнулся, ему через семь минут уже не надо было вставать и бежать по тревоге. Все! Он сидел и смотрел. Перед ним спало его отделение. Они еще ничего не знали. Макарчук, как обычно, спал со сползшим одеялом и храпел как проклятый. Всегда на него все злились за это, и он старался засыпать последним. И Сергей тоже иногда на него злился, но сейчас это ему показалось даже смешным: что он, виноват, что ли?

Сергей посмотрел на часы. Макарчуку осталось храпеть пять с половиной минут...

А рядом с ним аккуратно, как колобок, укутался и спит Чередов. Он, конечно, вскочит первым, чутко спит! Сибиряк. Но Макарчук все равно обгонит его где-нибудь у пирамиды, когда будут автоматы расхватывать. И первым в строй встанет. Да ему и положено, он теперь за сержанта остается. Он-то еще не очень знает, а Сергей уже приказ видел. Сам и посоветовал оставить его за себя. Зато Макарчуку за Чередовым на ключе не угнаться. Потихоньку так, не торопясь а выучился здорово. Только когда на слух принимать и очень важное что-то, Макарчук сам будет садиться. А ведь можно уже и ему доверить, справится. Сергей пожалел, что не сказал Макарчуку об этом, но успокоился — сам догадается.

Дневальный уже подошел под лампочку и прокашлялся. Минуты полторы осталось. Сергей уселся поудобней, оглядел казарму, а видел уже своих ребят в машине, за работой. Потом машина останавливалась, кто-то выскакивал из нее. Сергей не старался увидеть, кто это, но, кажется, это был Чередов. Он несся под дождем с катушкой — тянул связь. Падал, вставал и опять бежал. Сергей вспомнил, что проститься с ними не успеет — тревога нарушила прощанье. Но ничего, напишет им откуда-нибудь из дальнего плавания. Он представил свой адрес: какой-нибудь Тихий океан, флотилия (никак не придумывалась флотилия), Короткову Сергею...

Чередов перевернулся во сне на спину. И не забыл, подоткнул под себя одеяло рукой сбоку и руку спрятал. Тепло теперь ему.

— Подъем!!! — взревел дневальный. — Он даже вытянулся весь вверх, будто за своим голосом. — Тревога!!!

21