Вокруг света 1968-09, страница 26леметами и как начнут «тра-та-та-та» — строчить по старой Таранте! А она будет глотать все их пули! — Заткнитесь, вы! — скомандовал Панапа. Но так или иначе возбуждение, вызванное осадой Таранги, распространилось со страшной быстротой по всему, обычно такому сонному, селению. Горячие головы поговаривали о том, чтобы устроить завтра пакеха достойный прием. Дядюшка Туна подзадоривал их. Хорошие дела, говорил он, если дерево-табу может осквернить любой наглец. В его время молодые люди лучше знали, как себя вести в подобных случаях. Он прекрасно помнит, как однажды сам расправился томагавком с одним пакеха, осквернившим могилу. Если бы люди всегда его слушались, все пакеха давно уже были бы на своем месте: на дне океана, жратвой для акул! — так говорил дядюшка Туна со свирепым видом. Но люди устали от бесчисленных подвигов дядюшки Туны и не слушали его. Даже юнцы просто отмахивались: «А, да-да-да», когда старик начинал свои разглагольствования. Мужчины уже танцевали полушуточный танец вокруг дерева, а толстая женщина глазами и языком подбадривала их. Все покатились со смеху, когда она, пустившись в пляс, запуталась в своих длинных красных юбках и грохнулась на землю. Стало ясно, что веселье будет продолжаться всю ночь. Работа была забыта, люди бежали к хижине Таранги. А Таранга спокойно сидела на дереве. Панапа исчез, как только стало смеркаться, но скоро он появился с бочкой домашнего пива на тележке — оживить празднество. Пиво подогрело людей, и веселье стало бурливей и неистовей. Люди собирали хворост, зажигали костры. Они просили Тарангу не покидать поста и посылали ей наверх корзинки с пищей и питьем, но она ни к чему не притронулась. Единственная из всех, она была сейчас спокойной, полной достоинства. Мужчины танцевали в бешеном темпе, вооруженные топорами, ножами и старинным оружием. Кто-то начал стрелять из охотничьего ружья, пока не израсходовал всех патронов. Бочонок с пивом, привезенный Панапой, был почти пуст, а сам Панапа сидел, прислонив шись к нему, и смеялся, смеялся без удержу. Дядюшка Туна с отвращением взирал на все происходящее. «Не так надо бороться с пакеха», — говорил он. Он стоял у молитвенного дома и разглагольствовал, но ни один человек его не слушал. Дети носились между костров, как коричневые дьяволята; они бросали вверх горящие прутья и пронзительно визжали. Поэтому не удивительно, что загорелся кустарник, и дом Тайкеху охватило пламя, прежде чем кто-либо мог заметить это. Господи, какой тут поднялся переполох! Тайкеху ворвался в дом, пытаясь спасти свои лучшие вещи. Но он успел только схватить старое пальто и сломанный граммофон, перед тем как рухнула крыша. Некоторые мужчины начали рубить пылающий кустарник топорами, колотить по нему палками; другие побежали к реке за водой. Дядюшка Туна толкался повсюду, убеждая мужчин спасать от огня тотару. Подумать только—сколько сегодня шума и крика из-за пакеха, и все, видно, зря! — говорил он. Вот и доверяй этому безрассудному поколению маори, которое умеет лишь накликать на себя беду! Казалось, о старой Таранге все забыли, пока не раздался женский крик: — Что ты занялся своим паршивым тряпьем, глупец Тайкеху? Живо лезь на дерево и сними старуху! — Женщина подбежала к тотаре и позвала: — Эй, Таранга! Не будь безумной, слезай оттуда, мать! Но Таранга не шевелилась. Тогда эта женщина, Тайкеху и несколько других сняли Тарангу с дерева. Казалось, старуха глубоко задумалась. Но она была мертва. — Ауэ! Да она уже давно умерла! Совсем застыла. — Воскликнул Тайкеху. — Значит, это не от испуга. — От испуга! — насмешливо произнес дядюшка Туна. — Слушай, что я тебе скажу, дуралей! Женщина, которая заряжала для меня ружье под пушечными снарядами пакеха, не может скончаться от страха перед твоим дурацким пожаром. — Он презрительно посмотрел на дымящиеся развалины — все, что осталось от хижины Тайкеху. — Нет! — воскликнул он с силой. — Но я скажу вам, отчего она умерла! Таранге до смерти надоели все вы, и как вы себя ведете с пакеха! Она смертельно устала от вас! — Дядюшка Туна сплюнул в сердцах на землю и отвернулся от Тайкеху, Панапы и их приятелей. Тем временем ветер переменился, мужчины сбили огонь с кустарника, и тотара была теперь вне опасности. Внезапный пожар, такая странная смерть Таранги и суровые слова дядюшки Туны отрезвили всех. Настроение собравшихся изменилось: вместо прежнего безумия ими овладела меланхолия и какой-то суеверный страх. Некоторые женщины уже начали оплакивание в молитвенном доме, куда отнесли тело Таранги. Нужно было готовиться к обряду погребения — танги. — Иди сюда, Тайкеху, — приказал дядюшка Туна. — Я покажу, где ты должен похоронить Тарангу. У инспектора хватило ума не вмешиваться, пока продолжался танги — погребальный обряд. А вернее, сержант О'Коннор, начальник местной полиции и неплохой друг маори, посоветовал инспектору держаться в стороне, пока все не кончится. — Танги, или наши поминки, — и то и другое достаточно печально, — сказал он. — Советую вам не мешать им пока. Ну, а потом, когда инспектор снова приехал в селение... Об этом с обычным ехидством рассказывал Панапа в городском кабачке. — Эх, парень, — говорил он. — Ты бы слышал только, как инспектор честил сержанта О'Кон-нора, когда узнал, что старуху похоронили прямо под корнями ее тотары! И кажется, О'Коннора забавляло все это. А когда инспектор выдохся, сержант сказал ему: — Выходит, положение не изменилось: Таранга осталась вместе со своим деревом. Дело снова отложили, а спустя некоторое время оно дошло до парламента, и депутаты от маори заявили решительный протест против осквернения могил. Наконец было принято решение сделать в реке бетонные основания для столбов, чтобы окончательно обойти дерево Таранги. — Ого-го! — посмеивается теперь Панапа, рассказывая эту историю посторонним, которые останавливаются иногда взглянуть на могилу под корнями тотары.— Таранга и мертвая защищает свое дерево! Перевел с английского Юрий ХАЗАНОВ 24 |