Вокруг света 1968-09, страница 60

вательно, она была не такой, как сейчас. Инопланетной, так сказать.

Великий поворот не был прихотью случая. Без кислорода в атмосфере жизнь едва тлеет. С ним разгорается ярким пламенем, ибо кислород — наиболее подходящее «топливо» для процессов жизнедеятельности. Перемена стала возможной, когда часть организмов освоила энергетически весьма выгодный процесс фотосинтеза, в ходе которого, как известно, высвобождается кислород. Атмосфера стала изменяться, развитие пошло по новому пути. Преобразовываясь, жизнь преобразовывала условия своего обитания, ибо не только среда влияет на организмы, но и организмы на среду.

Но если природа однажды уже провела стихийно эксперимент переделки природных условий, то что, кроме технических трудностей, может помешать науке будущего провести его вновь — планомерно, в сжатые сроки?

И вот какая еще возникает мысль. Раз на Земле когда-то не было кислорода, а жизнь тем не менее процветала, — значит, отсутствие кислорода на других планетах не обязательно свидетельствует об их безжизненности? Выходит, что так.

Еще интересней другое. Теоретически возможна жизнь в ином, чем на Земле, химическом облике: фторсиликоновая, фторуглеродная, аммиачная, метановая, водородная. Кто знает, могла ли жизнь на древней Земле развиться в одной из этих форм? И все-таки ничего такого не произошло. Все могучее разнообразие земной жизни имеет в принципе единую биохимическую основу. Однако никаких накатанных рельсов в природе не существует. На Земле стихийно испробовались различные варианты биохимических процессов, чему есть немало подтверждений.

Значит ли это, что углеродная жизнь — «самая лучшая»? Или дело в параметрах земной природы, как древней, так и современной? Если в сети напряжение 220 вольт, то из попыток включить машину, рассчитанную на 127 вольт, ничего хорошего не выйдет. Так, может быть, на Земле просто было 220 «вольт», тогда как иные формы жизни рассчитаны на 127, 330 и так далее «вольт»?

Тут есть над чем подумать. И может быть, как раз те существа, которые могут существовать в самых крайних условиях, скорее других подскажут ответ.

Дорога сквозь камень, которая ведет к сокровищам

Лет шестьдесят назад в Дрездене вдруг перестало хватать воды. Резервуары не иссякли, потребителей новых не появилось, магистральные трубы не прохудились, однако вода текла по ним все хуже и хуже.

Стали разбираться в причинах «водопроводного склероза». Конечно, ржавчина! Плотный, в несколько сантиметров слой окислов железа на стенках труб. Странная, однако, то была ржавчина — металл труб она не трогала. Более того, изолирующий слой асфальта, которым была выстлана внутренняя полость, остался цел.

Приходилось ли вам наблюдать на мелком песчаном дне некоторых болотистых озер и рек коричневый бархатистый налет? Вроде бы не водоросли и как будто нг ил... А впрочгм, похоже и на то и на другое одновременно. До начала нашего века большинство исследователей так и считало: водоросли. Микроскоп различал в этом налете переплетение ка

ких-то трубочек, каких-то нитей — настоящие джунгли. Необычным было лишь то, что джунгли эти были железными. Да, да — болотные нити состояли в основном из окислов железа. Ну и что? Мало ли на свете необычных существ, странных созданий природы...

Тайну «железных джунглей» раскрыли

С. Н. Виноградский и Н. Г. Холодный.

Не ржавчина грозила оставить Дрезден без воды, не водоросли забили трубы — сделали это железобактерии, удивительные бактерии, которые строят себе нитчатый домик из железа и живут в нем.

Сами эти бактерии принадлежат к той самой группе хемоавтотрофов, которые рассматривают камень как свою законную добычу. Одни из них любят «иметь дело» с железом, другие с марганцем, третьи с серой, но в любом случае назвать их деятельность скромной никак нельзя. Знаменитое Криворожское месторождение, огромные железорудные поля в окрестностях Великих североамериканских озер и многие другие созданы железобактериями. Это их домики накапливались в осадках миллионами лет. Это они «подарили» человечеству миллиарды и миллиарды тонн железа; этому бесчисленному сонму живых существ человечество обязано месторождениями руд.

Подозревают, что марганцевые бактерии тоже не отставали и что благодаря им возникли такие месторождения, как Чиатура, Никополь. А уж без серобактерий нам и вовсе пришлось бы трудно: 90 процентов рудных запасов серы — вот их вклад.

По существу, каждый индивид-хемоавтотроф — это микроскопический и весьма совершенный химико-обогатительный завод. Серобактерии разных видов внешне похожи друг на друга не больше, чем гоголевский Иван Иванович на Ивана Никифоровича. У пурпурных и зеленых особей явная неприязнь к кислороду воздуха (без которого, «как известно», нет жизни). Зато свет они обожают. У бесцветных серобактерий все наоборот. Тем не менее сущность у всех этих бактерий одна. Все они разлагают сероводород, высвобождая серу, которая скапливается в их телах, а затем, после их смерти, оседает на дно водоемов. Кстати говоря, если бы не серобактерии, от нашего лазурного Черного моря скорей всего шел бы запах как от выгребной ямы: его глубины заражены сероводородом, но бактерии на страже — их санитарный кордон помогает поверхностным процессам окисления обезвредить «тухлый газ».

Человечество само месторождений не создает. Не нужно. Пока не нужно. Рудные месторождения в отличие от лесов сами себя возобновлять не могут: что взято, то не появится вновь. Конечно, Земля велика, недра ее глубоки. Но, может, в будущем выгодней окажется создавать? Охота когда-то переродилась в животноводство, собирание плодов — в земледелие. От принципа «взять» до принципа «создать»—тут прослеживается закономерность. Пожалуй, добыча полезных ископаемых не составит исключения.

И тогда уж без наших «экзотических» существ, видимо, не обойтись. В серном озере, что в Куйбышевской области, ежегодно «на наших глазах» хемоавто-трофы осаждают более сорока тонн серы. Что, если вывести новые виды серобактерий, которые будут действовать в тысячи раз быстрее? То же самое проделать с другими хемоавтотрофами?

Лет десять-двенадцать назад все это выглядело бы чистой фантастикой. Не то теперь. Буквально в последние годы возникла новая отрасль науки (и техники)— биогеотехнология, биометаллургия. У нас на Урале, в США, Мексике с помощью хемоавтотрофов начали добывать медь из рудничных отвалов или из

58