Вокруг света 1968-10, страница 23

Вокруг света 1968-10, страница 23

выхода не было. Я подошел к ней и поклонился.

— Бабушка, а где же Денисовы?

— А ты кто будешь-то?

— Племянник Александра Ивановича.

— Племянник? Врешь ты что-то, парень. Нет у него никакого племянника.

— Бабушка...

Видно, старуха кое-что поняла. Она покачала головой и вытерла сухими, узловатыми пальцами показавшиеся на глазах слезы.

— Повесили нашего Александра Ивановича. Так-то, милый.

— Как повесили?

— А вот так. Им это недолго. А ты уходи поскорей отсюда. Полицаи в его доме третий день кого-то ожидают. Не тебя ли?

— Полицаи?

— Полицаи, милый, полицаи. А сейчас все вместе пожрать пошли, паразиты, и дежурного не оставили. Сейчас снова заявятся.

— Спасибо, бабушка. Пойду я...

— Не могу я тебе ничем помочь, сынок. Уходи скорей. Иди по проулочку, а там вниз на Болотную. Ты в дом четырнадцать постучи.

Последние слова скользнули мимо меня — от усталости и голода кружилась голова. Я свернул в переулок и побрел к центру города. Преодолевая порывы ветра, брел, спотыкаясь, по оккупированному фашистами городу мимо наглухо закрытых ворот и забронированных тяжелыми ставнями окон. Приближался комендантский час, а встреча с немецким патрулем после шести часов вечера заканчивалась для всех жителей одинаково — очередью из автомата. Где-то на перекрестке улиц у меня подвернулась нога, и я рухнул ничком в грязь, придавленный тяжестью вещевого мешка.

Я лежал в грязи не в силах приподнять даже голову.

— Что с вами? — вдруг услышал чей-то голос. — Вы нездоровы?

Ласковые, но сильные руки помогли мне перевернуться, и я увидел лицо пожилого человека с серыми внимательными глазами. Хотел ему что-то ответить, просить о помощи, но какая-то дымка затянула глаза, и я потерял сознание.

* * *

Проспал более суток. Открыв глаза, обнаружил, что лежу раздетый в постели с чистыми простынями, под теплым одея-ло.м. Какое это было блаженство! Моя одежда, вычищенная и сухая, лежала рядом на табуретке.

— Мешок...

— Не беспокойтесь, все цело. Отдыхайте.

Человек, поднявший меня на улице, сидел у стола и при свете коптилки рассматривал какие-то бумаги.

— Вы шли к Денисову? Да, погиб наш Денисов. Чудесный был человек.

— Но как? Почему?

— При обыске у него обнаружили радиостанцию. Мучили его ужасно. Но он умер, не проронив ни слова. Вы можете мне доверять: «Ваш сын Виктор живет у меня».

Меня ударило как током. Эти слова были отзывом на пароль, который я должен был сказать Денисову при встрече.

— Кто вы и как вас зовут?

— Я директор школы, Скальпель Михаил Семенович.

— Что вы знаете о Денисове?

— Александр Иванович — мой старый друг. Он сумел из тюрьмы передать мне пароль и отзыв, и я дал слово заменить его. Поэтому вас и направили ко мне.

— К вам? Направили?

— Ну, вам же сказали: Болотная, четырнадцать..

Нет, еще не отлита та пуля, от которой мне суждено умереть! Не обратив внимания — от усталости, конечно — на слова старенькой «разведчицы», я шел именно по Болотной улице и упал в двух шагах от дома номер четырнадцать, дома Михаила Семеновича:.

Подкрепившись отварной пшеницей, отдававшей керосином, — ее добывали в разрушенном порту, — я поинтересовался, куда он запрятал мою рацию.

— А вот она.

Я посмотрел и ужаснулся. Но тут же восхитился выдумкой Скальпеля. Мой замызганный, грязный рюкзак, в котором были рация и пистолет ТТ, висел на самом видном месте — около печки. Его опасная начинка была прикрыта кусками угля, а сам рюкзак до предела перепачкан угольной пылью...

— Ну, а теперь поговорим о деле, — сказал Скальпель.— Вам, как я понимаю, необходимо обосноваться в городе, пустить корни, иметь чистые документы.

— Да, конечно.

— Тогда слушайте внимательно. Ваши * прошлые документы здесь не годятся. Но мы достали вам новые.

Пока я спал, моя судьба была уже устроена. Михаил Семенович, имевший своих людей во всех учреждениях, созданных оккупантами, уже добыл для меня удостоверение с местной биржи труда и даже отметил его в полиции. Вот что значит прожить пятьдесят лет в одном городе...

— Вы теперь мой племянник, учитель из Запорожья. Бывали там когда-нибудь?

— Нет, никогда.

— Вот это плохо. Но переделывать документы уже поздно. Приехали вы в наш город на похороны моей жены и застряли из-за военных действий. Ясно?

— Ясно.

— С завтрашнего дня начнете работать у меня в школе учителем литературы. Это пока лучшее, что можно было придумать. Так и отметили вас на бирже труда. У вас какое образование?

— Военное. Но я не понимаю...

— Сейчас поймете. В городе застряло много ребят, которые в этом году должны были идти в десятый класс. Никто не знает, сколько продлится война, может быть еще годы, поэтому я решил собрать их всех, пройти с ними в ускоренном темпе программу и выдать аттестаты за среднюю школу.

— Что дадут им ваши липовые аттестаты?

— Не липовые, а самые настоящие. Во время эвакуации мне удалось достать в здании гороно бланки аттестатов. Даже печать гербовую. Так что все будет по закону.

— Вы думаете, фашисты разрешат вам открыть школу? Они же нас в рабов мечтают превратить. Неграмотных, тупых и покорных.

— На первых порах они либеральничают. В общем есть уже официальное разрешение от комендатуры и горуправы. Плохо с помещением. Все школьные здания фашисты заняли. Заниматься придется в конюш

21