Вокруг света 1968-10, страница 75

стяным кольцом, которое они носили продетым через нос, так что кольцо закрывало губы. Когда же гахуку по какому-нибудь случаю раскрашивали лица, они превращались в одушевленные, но абстрактные маски. Но Тарову я узнал уже на второй раз, когда увидел ее в деревне Гохайяка, где жил ее отец.

Я шел среди зарослей, а так как было уже поздно, тропинка была безлюдной. Со мной был Гохусе, старший сын моего соседа Бихоре; он с важным видом нес мою кинокамеру. В ветерке, едва достаточном для того, чтобы солнечный жар сохранял приятность, чуть заметно шевелилась листва последних деревьев, стоявших перед входом в Гохайяку. Это была длинная деревня, которая, следуя контуру гребня, образовывала что-то вроде буквы «S», так что, входя в деревню, было невозможно увидеть дальний ее конец. Ускорив шаг, я повернул в нижнюю часть деревни.

В первую секунду я не заметил никого под высоким бамбуком. Там дальше, за бамбуком, за горным отрогом блестело и било в глаза солнце. Потом что-то шевельнулось в глубокой тени под кустами: бледный отблеск света на украшениях из раковин, и его было достаточно, чтобы привлечь мое внимание.

Это были дети: мальчик немногим старше трех лет, и другой ребенок, спина которого была скрыта от меня множеством длинных косичек. О моем присутствии они те подозревали. Старший ребенок что-то неразборчиво бормотал, и с этим бормотанием как-то странно гармонировало почти неслышное колыхание деревьев и пульсирующее разноцветье огородов, окружавших селение. Малыш поднял голову, увидел через плечо меня, и сразу же, завопив от страха, неуклюже кинулся вперед, чтобы зарыть лицо в длинные волосы другого ребенка. Тот подхватил малыша одной рукой под ягодицы, поднял его и резко повернулся лицом к угрожающей опасности.

Я сразу же узнал Тарову. Страх широко раскрыл ее глаза, а напряженные мышцы ног говорили о готовности к побегу. Через мгновение она уже поняла, что перед ней я, и ее напряжение исчезло. Лицо ее осветилось улыбкой, и, смущенно засмеявшись, она повернулась к малышу, которого держала на руках, утешениями и упреками пытаясь сва

лить на него вину за собственный испуг и растерянность.

Тарова внятно и раздельно произнесла мое имя, стараясь заставить малыша взглянуть на меня. Ничего не получилось. Каждый раз, как он поднимал голову, его лицо морщилось, он был готов расплакаться.

В последующие месяцы я видел Тарову не больше, чем любую другую девочку ее возраста. Она была почти ребенком, и мне было довольно легко разговаривать с ней; во всяком случае, затруднений было меньше, чем с девушками чуть постарше, которые то напускали на себя застенчивость, то были смелы и решительны (хотя смелости их хватало не больше чем на минуту).

В двенадцать лет у Таровы и других девочек уже было меньше свободы, чем у мальчиков, их ровесников. Девочки уходили из селения рано утром и работали вместе со взрослыми женщинами на огородах, а вечером возвращались по тропинкам с нагруженными билумами, слишком тяжелыми для их тонких шей. Девочки присматривали за младшими братьями и сестрами, место которых у материнской груди заняли новые младенцы. Судя по всему, их беззаботное детство кончалось к десяти годам, и среди детей, плескавшихся в ручьях и наполнявших деревню шумом, редко можно было увидеть девочек старше этого возраста.

Знакомство наше длилось более полутора лет, хотя я так и не смог до конца победить застенчивость Таровы. Между нами установились дружелюбные отношения. Это выражалось не больше чем в обмене приветствиями (мы окликали друг друга по имени, когда я проходил мимо огорода, где она работала), но из таких мелочей во мне как-то выросла симпатия к ней, и я потому был глубоко взволнован обстоятельствами, при которых она покинула деревню.

Я очень хорошо помню, как все началось. Я проснулся позднее обычного и, уже одеваясь, взглянул через открытую дверь. Я увидел там соседа Хуторно, стоявшего у забора спиной ко мне и глядевшего на улицу.

Люди на улице тоже смотрели в ту же сторону, что и Хуторно. Я окликнул Хуторно и спросил, что происходит снаружи, так как, судя по всему, что-то было неладно. С видом занятого человека он ответил, что прибыло несколько мужчин племени гама и хотят,

видно, купить женщину. «А кого именно?» — спросил я. Он пожал плечами и заявил, что точно не знает, но они «воткнули шест» около дома Намури.

Я пошел к забору, где стоял Хуторно. Мне уже приходилось видеть, как устраиваются здесь браки, а потому большая часть из того, что происходило на улице, моментально приобрела для меня смысл. За забором, окружавшим мой участок, собралось человек двенадцать. Женщины, которые было отправились на поля, когда пришли гама, вернулись и сидели теперь чуть поодаль от мужчин, не прекращая ни на минуту свою вечную работу, — на голых бедрах они скручивали волокна коры, чтобы потом изготовить из нее билу-мы, набедренные повязки и другие предметы одежды. На противоположной стороне улицы сидели на земле шестеро незнакомых мужчин — судя по всему, гама. Старейшина Макис только что угостил их табаком, положив связку листьев перед человеком его возраста, который выступал от имени пришельцев. Предмет, который указывал на цель их визита, был воткнут в землю в нескольких футах от хижины Намури. Это был деревянный шест высотой примерно в два метра, на верхушке* которого вокруг куска красной ткани были укреплены два ожерелья из больших белых раковин каури. Внутри двойного круга расположились шесть перламутровых пластин с золотистыми краями.

Самого Намури не было видно: он с утра ушел на огороды. За ним послали, и теперь ждали его возвращения. Я тем временем раздумывал, какую из девушек деревни выбрали гама.

У Намури дочери не было, но вообще у папуасов не принято вести переговоры непосредственно с отцом девушки. С этим обращаются к другим мужчинам ее рода, ибо теоретически все мужчины в роду имели право распоряжаться судьбой всех женщин. И в самом деле, родственники больше подходят для того, чтобы вести переговоры о женах для молодых мужчин, так как они решают дело с практической точки зрения, тогда как отцу могут помешать эмо-ции.

Короче говоря, любой мог догадаться, что гама пришли просить женщину из рода Намури. Это я понял с первого взгляда, а папуасы, наверное, знали и больше: вернее всего, какая-то девушка уже была намечена.

73