Вокруг света 1968-11, страница 69

нарии во Флоренции. Покончив с едой, он заплатил доллар за обед и, чувствуя себя счастливым оттого, что видит очаровательное личико, добавил полдоллара на чай. Она очень удивилась, а он, совершенно счастливый, сказал: «Если мне что-нибудь и нравится, так это вкусная еда, сердечное обслуживание и чтоб подавала хорошенькая официантка, вроде вас». Застеснявшись того усилия, которое он сделал, чтобы придать чувственность своему голосу, он вышел, прежде чем она успела поблагодарить его. Оказавшись на улице, он вдруг, как никогда раньше, почувствовал себя совсем несчастным.

...Пулемет снова принялся за них, кромсая распластанные вокруг тела. Над ними на бреющем полете несколько самолетов буравили небо.

— Гиблое дело, гиблое дело, — бормотал кто-то рядом. Ужас пронизывал все его тело — до кончиков пальцев, каждый мускул зажил сам по себе и бился мелкой дрожью. Он осознал возможность близкой смерти, и это вызвало в нем новый приступ страха — другого, неведомого ему прежде. А на дороге, где он лежал, вовсю шло переселение душ. Ему было страшно. Всю свою жизнь он прожил, готовясь к встрече со смертью, но теперь ему было страшно. Он не понимал почему. А затем все его мысли рассыпались,, и остался один лишь страх. Потом тишина, и только солнце, пригревавшее ему спину. Снова пулемет, нечестивый, одержимый яростью: бог исполнял свою непостижимую волю.

Должны ли они все умереть здесь, вот так, на дороге, под огнем пулемета, который методично переходил от одного тела к другому, по-видимому, без конца сомневаясь, что обрабатываемые им тела мертвы? Он увидел, как возле него кто-то вскочил с земли и швырнул в пулемет гранату. Где-то послышался крик, и раздался взрыв. Пулемет за

молчал. Вокруг люди уже были на ногах и бежали. Вставая на четвереньки, он считал бегущих — их было, как он полагал, десять или двенадцать, — пока ему вдруг не стало ясно, что он безнадежно отстал. Из последних сил он бежал за ними следом и кричал: «Капитан Хиллард, капитан! Капитан!» — кричал, пока не упал. Кто-то бегом вернулся за ним и потащил его волоком, лицом вниз, по земле, обдиравшей его пухлую белую плоть. Он старался сдерживать стоны, а затем боль прекратилась: сухая твердая земля сменилась влажной, почти жидкой грязью. Он вспомнил. Они подбегали к дому, что на самом краю болота. Теперь в возгласах как будто слышалось ликование. Человек, который волок его, разжал руки. В этом человеке он узнал Томаса Райса — нужно будет поблагодарить его. С холма их полоснул еще один пулемет, и люди опять повалились на землю. Его глаза запорошило землей, он не мог их открыть, и в этот ужасный момент его потащила чья-то рука; почти на карачках его подвели к подвальному окну; вползая внутрь, он почувствовал, как по его бокам скребнули шершавые ребра каменного проема, и, пролетев по воздуху два или три фута, шлепнулся на груду мешков с песком. Пока он отползал в сторону, через него перекатывались другие. Все еще ошеломленный, он приоткрыл краешек глаза. В этот момент кто-то злобно влепил ему пинок. Посмотрев вверх, он увидел Далюччи, но гнева не почувствовал. Католик был этот человек или безбожник?.. Э-хе-хе... Уж эти мне итальянцы!..

Ситуация становилась ему яснее. Теперь он вспомнил, что три дня назад этот дом приспособили для обороны. На самом краю болота... Здесь прохладно, только бы не стало слишком сыро. Он почувствовал, как его опять куда-то потащили... «Кажется, стены подвала обложены мешками с песком... меньше будет осколков, — подумал он, — от них, это известно... Вот если бы только не жуткая боль в запястье. Должно быть, повредил, когда упал с окна». Убережет ли это их от артобстрела? — поинтересовался он и тут же сел, охваченный паникой. Сколько осталось людей? Он насчитал четверых, пересчитал снова — кроме него, было только четверо: капитан Хиллард, Далюччи, Райе и белокурый солдат, которого он не знал. Неужели после того, что было, ему все-таки придется умереть? Он видел, как индеец стрелял из пулемета и как белокурый подавал ему диски. Он слышал, как белокурый приговаривал:

— Так их, сержант! Угости-ка их еще, угости их получше, этих скотов!

Священник безучастно отметил бранные слова — за время пребывания в армии ему приходилось слышать и не такое. Хотелось бы знать, думал он, насколько здесь можно чувствовать себя в безопасности и действительно ли этот кирпичный дом убережет их от японцев.

В окно заглянул узкий солнечный луч, и он следил за ним как зачарованный...

...Уже несколько месяцев сестра Виттория относилась к нему с особым вниманием; она делала ему комплименты на занятиях, когда он хорошо готовил уроки, и была скорее печальной и несчастной, чем сердитой, когда он накануне слишком долго носился с мячом по улице. Он даже заме