Вокруг света 1968-11, страница 71

Вокруг света 1968-11, страница 71

цветная женщина, его жена). Только... при всей своей ненависти ему приходилось заставлять себя верить, что он в отличие от других студентов, растерявших свои убеждения, находится в особом положении, которое одному ему дает возможность понимать нужды трущоб и распознавать ложь в речах политиканов.

Он пришел в этот университет, уже испытывая сомнения в существовании бога и начиная становиться скептиком, но тогда он был молод и горел энтузиазмом. Порвав с семьей, он думал заняться живописью (такая ситуация не была чем-то новым, о таких случаях он знал из книг), но отец, армейский полковник, согласился на его поступление в университет только при условии, что он, Боуэн Хиллард, параллельно поступит на подготовительные офицерские курсы и по окончании университета будет проходить службу, пока не получит звание офицера запаса. Поэтому в 1926 году он оказался в числе тех немногих студентов, кому уже на первом курсе пришлось надеть хаки с голубыми отворотами, и для него это было символом неравенства, таким же болезненным и уникальным в своем роде, как борода для официанта, который отращивает ее вопреки собственной воле.

Боуэн Хиллард, скептик, издавал университетский литературный журнал. Боуэн Хиллард, скептик, был признан лучшим художником университета. Боуэн Хиллард, скептик, поехал в Бостон пикетировать улицы в знак протеста против приговоров по делу Сакко и Ванцетти, а затем, вернувшись, написал передовицу «Читай, Америка, читай про свой позор...», за что журнал был закрыт на полгода.

Что бы он ни защищал, его защита шла не от логики, а от эмоций. Он говорил: «Безгранично в человеке только одно: его суетность», а сам любил бродить по улицам да потолкаться среди людей. Рисовал он помногу и читал уйму книг по живописи, стремясь к тому, чтобы его творчество было сознательным, программным; он стал одним из тех редких художников, которые могли вразумительно объяснить, что они хотели выразить и под впечатлением чего творили. Он говорил, что ни во что не верит, и был этим вполне доволен, потому что отсутствие всякой веры означает веру в самого себя, а в те времена он еще был на это способен. Как художник он заметно вырос; рисунок, который всегда был самым слабым местом в его творчестве, становился более четким: он и раньше обладал тонким чувством фактуры, но теперь за его холстами стояло ощущение структурности — качество, весьма редкое для университетского художника. В этот период он написал диссонирующую абстракцию, в которой краски не совпадали с рисунком, как это бывает на скверно отпечатанных комиксах в газетах, и провозгласил ее шедевром своего творчества, назвав картину «Общество, выбитое из колеи...».

Случилось так, что к последнему курсу, кроме себя самого, он стал верить еще в одного человека...

Как-то на одной вечеринке он познакомился с девушкой по имени Кова. Все перепились, и кончилось тем, что ту ночь они провели вместе и, конечно, очень хорошо узнали друг друга.

— Какого цвета у тебя глаза? — спросила она и, когда он ответил, что карие, вздохнула. — А я почему-то думала, что голубые. — Затем она рассмеялась. — Впрочем, это не имеет значения...

У людей с аналитическим мышлением разделенная страсть идет на убыль, у художника распаляется.

Кова стала для него абсолютом, и так как она была красивой, пылкой и умной и, следовательно, обладала такой же натурой, что и он, — натурой художника, — во многих отношениях он тоже стал для нее абсолютом. В последний год учебы в университете у них случались горестные разлады, но они считали, что причиняемые друг другу страдания не так уж и опасны: они скорее вызывались утонченностью восприятия, чем сомнениями в самих себе.

Довольно скоро между ними установилось определенное взаимопонимание, так как у Ковы, помимо Хилларда, были другие любовники. «.Я не умею рисовать, — сказала она, — не умею сочинять музыку и не владею пером так, как мне бы этого хотелось. Ты должен это понять. Когда я отдаюсь мужчине и могу отдаваться ему в силу множества причин, за всем этим у меня такое чувство, что я хоть что-то делаю и умею делать это что-то лучше любой другой женщины. Я не ревную тебя к живописи, Боуэн, а ты не должен ревновать меня. Есть женщины, которые для того и созданы, чтобы иметь много мужчин».

До некоторой степени он мог это понять и к тому времени, когда они окончили университет и поженились, даже стал находить в этом смысл, так как действительно считал, что она может изменять в силу множества причин: и потому, что она увлекалась (хотя это случалось не часто), и потому, что этого требовала ситуация, и даже потому, что проявила жалость и во многих других случаях, поскольку это было необходимым этапом в установлении дружеских отношений. Но она всегда возвращалась к нему и любила еще сильнее, с большей страстью, и каждый снова находил в другом свой абсолют и ценил его еще больше. Однажды она сказала ему после долгого молчания: «Мы как два пьяных козлика на красном покрывале». Вот что они несли в себе и во что верили...

СОЛДАТЫ, апрель 1942-й, день первый Нанято познакомился я с одной 6абеннойш.ш

Невыспавшиеся и утомленные напряжением прошлой ночи, они жались в двойной линии траншей и пристально вглядывались в море. Трясясь мелкой дрожью и ощущая тяжесть в желудке, они нервно вглядывались в морскую даль между бе

68