Вокруг света 1968-12, страница 71

— Понятно, — медленно проговорил капитан.

— Нет, в самом деле, капитан..

— Ладно, становись вторым номером к пулемету.

Японцы по-прежнему молчали. Делать было решительно нечего. Он подумал о том, сколько часов они просидели в подвале. Должно быть, часа три. Не так уж мало для слабой команды, которая отбивается от знаменитой команды. Но едва он об этом подумал, в голову полезли другие мысли, и он никак не мог от них отвязаться. Он не знал почему, но только, не переставая, он все время думал о том, что скорее это они знаменитая команда и что она проигрывает слабакам. Он и сам не знал, верит он в это или нет, но ведь он ни в чем не чувствовал уверенности. Он не знал, что и думать,..

КАПИТАН, апрель 1942, день четвертый, 4.00.

...Яая шеренга голых в ожидании медосмотра.,.

За эти три дня и три ночи он повидал множество вариантов смерти. И теперь, когда он, капитан, сидел в подвале рядом с Векслером и индейцем и ждал, ждал последней решительной атаки, ему казалось, что всю свою жизнь он ждал этой смерти, но сейчас, когда она была уже так близка, в ней вряд ли можно было найти какой-нибудь смысл. Весь день и всю ночь, все эти три дня и три ночи он видел, как люди сражались и умирали, но то ли потому, что все это случалось слишком быстро, или еще почему, только ему было ясно лишь одно: во всем этом он не обрел для себя ни смысла существования, ни каких-либо новых ощущений. Он вспомнил, как однажды разглядывал труп заживо сгоревшего человека. С телом произошло ужасное превращение, как будто этот человек, сгорая, превратился в доисторическое человекообразное существо. Весь черный, сморщенная сожженная кожа казалась черной шерстью, а черты лица были до того слизаны огнем, что можно было отчетливо различить только черный кружок рта, скаливший белые зубы в неуместной обезьяньей ухмылке.

Ему казалось вполне возможным, что его собственная смерть совершит похожее надругательство и над его плотью, но даже эта мысль не вызвала у него никаких эмоций. Как будто все эти три дня он пребывал в оцепенении, в мертвенном оцепенении, не столько от страха, сколько из-за отсутствия переживаний. Он лежал в подвале, прислонившись спиной к мешкам, и гадал о том, сколько осталось до рассвета, когда японцы смогут разглядеть окно и откроют по нему такой огонь, что всякий, кто попытается им ответить, будет тут же убит. Под прикрытием огня, он это знал, японцы без хлопот сумеют подползти к их дому. Ему очень хотелось курить, но он прекрасно знал, что этого нельзя делать до утра, — огонек сигареты их выдаст. Возле него за пулеметом на корточках сидели индеец и Векслер, их каски чуть выглядывали в окно.

— Да перестань же ты копошиться, — сказал индеец.

— У меня тело зудит, — ответил Векслер.

Теперь, когда предстояло окончательное подведение итогов всей его жизни, он пытался представить себе, какие ощущения вызовет в нем смерть и будут ли они исполнены значимостью откровения. Чувствуя в темноте биение пульса ночи, он

пытался найти нечто неуловимо возвышенное, красоту, которая придаст всему свой особенный смысл, прежде чем наступит финал. В этой темноте он отчаянно, мобилизуя все силы своего рассудка, пытался выявить особое содержание смерти, с тем чтобы его жизнь обрела, наконец, цельность. Его рука судорожно потянулась куда-то в ночь. Достичь окончательной цели в своей собственной смерти, поймать этот высший смысл, схватить его, прижать к себе и унести с собой в небытие — его рука расслабилась. Нет, все будет не так. Нет, думал он, нет, это не будет приведением к общему знаменателю; скорее, это будет сродни тому чувству, которое испытываешь, когда стоишь в шеренге голых в ожидании медосмотра.

Векслер встал и отошел от пулемета. В темноте капитан мог только слышать его голос, но, по-видимому, Векслер вдруг остро ощутил свое заключение в этом подвале и захотел отвести душу.

— Слышишь, сержант? — сказал Векслер. — Я тебе когда-нибудь рассказывал, какой мне пришлось однажды дать пас во время игры в Ред Банке?

1/ окна послышалось ворчание.

— Я играл защитника, знаю, ты и мяча не держал, но все равно, слушай...

Сержант шевельнул затекшей ногой.

— Отойди от окна. В каждую секунду может начаться стрельба.

Капитан насчитал три сигареты в кармане. Часа через два можно будет, пожалуй, и закурить. Векслер гремел своими огромными ботинками в темноте. Он за что-то зацепился ногой и неразборчиво ругнулся.

— Так вот, нужно было дать пас. Мало таких защитников, Ktro умеет, но, понимаешь, у меня во какие кулаки. — Он дошел до стены и двинулся в обратную сторону, к окну, продолжая неторопливо рассказывать. У капитана возникло желание заставить его остановиться. — Ну, ребята стали вокруг меня, на краю, — он сделал еще несколько шагов в. темноте, — так, чтобы я мог получить пас, но дали мне мяч не сразу. Как будто я собираюсь прикрывать того, кто побежит с мячом, — только для того и встал у линии, — так что меня они выпустили из виду. — Он уже был охвачен возбуждением. — Я нарочно пропускаю блокировку, мяч идет ко мне, и я...

Внезапно индеец дал очередь.

— Попал.

— Так вот, я рванулся назад, хватаю мяч, — его рука поднялась, — размахиваюсь и...

Загремела ответная очередь японцев — по окну. Векслер, как пустой мешок, осел на пол.

Капитан поднялся и, сообразив, что человек уже мертв, медленно опустился.

— Говорил же ему, тупая скотина, — пробормотал индеец.

— Хочешь, я встану вторым номером? — спросил капитан.

— Не нужно, капитан, нормальный ход. Я сам управлюсь. Стрельбы-то почти нет.

Они сидели молча. Повернув голову и чуть подавшись вперед, капитан мог смотреть в окно; теперь, когда Векслер был мертв, ему вдруг стало яснее, как будет выглядеть его собственная смерть. Он сомневался, почувствует ли он что-нибудь вообще. Это произойдет так же неожиданно, как это случилось с Векслером, и он не успеет ничего

69