Вокруг света 1969-02, страница 48с ocm/ijaHue футах от земли разделяется на несколько толстенных ветвей, каждая — с большое дерево, и все они, словно спицы гигантского зонтика из густой листвы; мы устраиваемся в тени на траве. Мы поклялись самой страшной клятвой, что будем читать, не пропуская ни страницы, ни единой строчки. Я набрасываюсь на книжку, словно тигр на свою жертву. Проглотив две страницы, вскидываю глаза на сестру: она сидит в трех шагах от дерева с книгой на коленках и не шевелится. Глаз ее мне не видно, но вдруг я чувствую, как трудно с ними тягаться, и в страхе скорей опять принимаюсь за чтение. О чем была та книжка? Право, не знаю, не знал и тогда, важно было одно: спешить, обогнать сестру. Я читал, а сам поневоле примечал, как быстро она переворачивает страницы... Ну конечно, я уже отстал! Перескочить бы вперед, обогнать ее... но нет, мы ведь дали клятву! День ясный, грозой и не пахнет, но молния всегда готова поразить клятвопреступника. С чистой совестью я вновь пустился по строчкам во всю прыть. Но на пути вырастали все новые препятствия, то мрачные, то сверкающие. Иные слова внезапно разрастались, другие так съеживались, что и не разглядишь, а порой сразу несколько слов в конце фразы склеивались вместе, точно пузырьки на глади пруда, и получалась сплошная пена, ничего не разберешь. Потом они словно перессорились, и пришлось их разнимать. Продвигаться вперед было все трудней. Глазам дела хватало с избытком, а все же иногда удавалось промчаться по странице стрелой, и это было чудесно. Скорость опьяняла меня, и я даже забывал о нашем пари; подчас я медлил, взглядывал на предыдущее слово или строчкой выше, даже приостанавливался, пытаясь докопаться до неясного мне смысла, точно пес, который почуял крота. Или же мне удавалось вылущить слово из скорлупы, точно семечко, оно мигом давало росток и в считанные секунды поднималось в полный рост. Я становился деревом, лесом — и тотчас опять обращался в пару глаз, устремившихся к новому открытию. оя старшая сестра только что дочитала роман. Вечер, часы пробили девять. Со страхом жду — сейчас мама велит идти спать. Сам я еще не умею читать книги целиком, от начала до конца, и мне кажется — сестра совершила какой-то чудесный полет: прочитать книгу с несчетным множеством страниц — ведь это все равно, что облететь полмира! А вечер теплый, июльский, окна распахнуты настежь, и за ними сгустились сумерки. Меня разбирает досада, и я даю себе клятву непременно тоже прочесть какую-нибудь книгу до конца. Па другой день после обеда говорю сестре: — Давай спорить, я прочту целую книгу. — Ты еще маленький. — Ничего я не маленький, и читаю побыстрей твоего! — сердито возражаю я. Мы берем по книжке средней толщины, пересчитываем страницы; уговор такой: кто дочитает первым, тому проигравший отдаст за обедом свою порцию сладкого. — Идем под старую липу,— предлагаю я. Эта вековая липа удивительная: ствол, необъятный, как башня, и кое-где дуплистый, в четырех Так я читал, весь в каком-то ином мире, и ни разу не подумал из любопытства оглянуться и проверить, той ли дорогой иду. И вдруг меня проняла дрожь. Будто я забрел в глухое ущелье, где царила непроглядная тьма. Как ни храбро я шел вперед, ниоткуда не брезжил путеводный лучик. Неужто не выбраться? В испуге я зажмурился, готовый кинуться дальше очертя голову: может, если забыть об окружающем мраке, вновь выйдешь к свету. Так оно и случилось. Я сам не заметил, как вновь открыл глаза, все озарилось вокруг, должно быть, таким видит мир человек, который едва не утонул, и вот его вытащили из воды. Просвистал дрозд, каждый звук его песенки словно отпечатался на листьях липы — тут тоже было что почитать, взгляд мой задержался в вышине, среди могучих ветвей, и вдруг я. чуть не ахнул. Не впервые я видел, что они накрепко соединены железными цепями, брат когда-то объяснил мне: ствол чересчур короткий, а ветви, которым он служит опооой, чересчур тяжелые, и, если бы цепи их не связывали, они бы распались, рухнули, как брусья ярмарочной карусели. Но сегодня я увидел эти цепи по-новому, меня поразили не сами ржавые узы, а скрепленные ими ветви. Казалось, им 46 |