Вокруг света 1969-02, страница 50А чертей в Сорочинцах больше нет. Должно быть, нашли свитку, успокоились и пропали. Куда ж им еще деться? Потому что место все то же, и болотисто на заливных лугах так же, как и сто сорок лет назад, когда писал о нем Гоголь. Но это бы ничего. Нет чертей, так и хай им бис! Другое странно. Вот появились когда-то ярмарки. И не одна — сотни. Только в Малороссии было их в начале нашего века больше двух с половиной тысяч! От «неудобства путей сообщения между торговыми центрами и отсутствия безопасности для торгующих при передвижении товаров». А попросту, от нехватки дорог, от дорожного разбоя и еще по одной причине: надо же было людям покупать то, без чего уже не мыслилась жизнь, да и свое продавать надо было... И не только покупали и продавали на ярмарках. Хотелось людям видеть друг друга, как в гостях, с привычным в человеке желанием побахвалиться и оглядеть всех сразу одним махом («А чем я хуже других?»): знакомых и незнакомых, близких и дальних... Купленное-то сносится, увиденное — ниногда. Вот почему даже в официальных описаниях городка или местечка всегда указывались ярмарки рядом со школами и почтовыми отделениями. И там и тут опыт и связь людей, без которых человеку тесно и сумрачно... А еще ярмарка всегда была праздником. Кажется, сейчас ушли одна за другой все причины существования ярмарок, о которых писали Брокгауз и Ефрон. И вдруг! В Сорочинцах опять ярмарка! Ю. Л Е К С И Hf наш спец. корр. оеточинеШ _ — А во сколько начнут не слыхала? — Та як гроши различишь, так и почнуть. (Из разговора в ночь перед ярмаркой) Л яшгшу ывают такие дни в ^^ августе, уж послед-ние, на исходе лета. fr А Утро стоит над ме-"■I стечком туманным стеклом — без ветра, но еще и без сырости и холодка. Потом словно пальцем кто по нему стукнет — звонко, со щелчком... И поплывет утро, за-тенькает: может, травой позванивает, может, рекой. Только нет, и трава не колышется, и река стоит омутом. Чудно! А в полдень вползает в хутор, обходя Псёл, такой зной, что одними веками можно загородиться от всего мира, только прикрой их, и обволочет истома — затуманит, закружит... Тихо! Только на речке еще стригут воду крыльями какие-то сонные птицы с белыми боками. А тени в этот час на дороге такие яркие и тяжелые, что о них, кажется, можно споткнуться и расквасить себе нос, как о хорошее бревно... Вот в такой день и бывает в Сорочинцах ярмарка. В такой день и входил в нее кум Петро Только входил он ранним утром, потому что на ярмарку надо приезжать ни свет ни заря и нельзя опаздывать, как к крутому застолью,— ждать не будут. Опоздал — и коль борщ еще и остался, так 140 лет спустя весь простыл, и даже пампушки на трезвый взгляд объеденными кажутся, не говоря уж о горилке... Ступив на луг, где разлеглась ярмарка, кум Петро встал, как взнузданный, так широко расставив ноги, что промеж них легко можно было прокатить добрый бочонок. — О це да! — только и смог сказать он и замер. А увидел он сотни три велосипедов, стоящих вповалку по правую его руку, да' с сотню легковых машин, прибывших издалека, что толпились слева, огороженные тонкой веревочкой. Так и стоял он столбом, не зная, что по ту сторону ярмарки, куда уходила она уже не палаточками и ларьками, а мелкой россыпью всякой всячины — на километр почти! — стоял там в такой же точно позе его кум Василь. Только торчал он посреди черной, наезженной по болотистому лугу колеи и смотрел на возы, запряженные запаренными еще лошадьми. И потому что возов этих было не счесть — будто собрались тут конюшни со всей Полтавы! — а напротив них стоял такой же ряд грузовиков, кум Василь, недолго думая, брякнул те же слова. — О це да! — сказал он. Только сказал тоненьким, птичьим голоском, потому что не имел другого. Сказав эти слова, кумовья двинулись навстречу друг другу, не зная еще, что им пред стоит встретиться. Но двинулись осторожно, с оглядкой, потому что грех было пропустить мимо глаз все, что развалила перед ними ярмарка: все, что примерялось, щупалось, торговалось, пробовалось, отбрасывалось и покупалось... Грех было не поймать ушами все, что кругом говорилось, гоготалось, шепталось, кричалось, зазывалось и переругивалось... В общем жило той жадной до всего нового суетой, которую копили и скрывали целый год, как гроши, чтобы вот тут, в один присест, истратить, извертеть и уж не жалеть об этом целый год, а только вспоминать. И с этого шага, что сделали кумовья в разных концах ярмарки, все и задвигалось: солнце к зениту, ярмарка к разгару, а кумовья — друг к другу. Не покупай лишнего — не предашь нужного. Поговорка Тут время сказать, что покупать кум Петро ничего не собирался. Жинка его, уезжая по гостям, грошей ему, как правило, не оставляла, а пуще всего на субботу с воскресеньем. Но что был бы он за чоловик, если б все, что думала о нем жинка, было и впрямь правдой! Были у кума гроши. Вылетел он с ними прямо в бондарный ряд и, увидев, как ловко раскатывает народ пустые кадушки, сразу стал прикидывать, а нужна ли ему такая. А кадки катились — вперевалку, вприпрыжку, вскачь, — буд 48 |