Вокруг света 1969-04, страница 48

ров. Но от этого оно не потеряло оптимизма, оно знает, что верно ^приближается к совершенству.

Его владелец любовно проводит по нему своими прекрасными, Ш Тяжелыми руками. Откуда они все такие берутся"? Неожиданно нас окружило море полицейских животов, преградив вход на конгресс демократов. Стены животов. Стены полицейских, изумленных нашим появлением на демократическом конгрессе, возмущенных тем, что в нашей одежде мы не отдали дань условности. Ведь они думают, что мы думаем то же, что и они, а именно, что Конгресс демократов — это святая святых. Рты, находящиеся над этими животами, сбились в кучу, чтобы обсудить обстановку. У каждого из нас есть пропуск на вход в «Амфитеатр». Появляется шеф полиции в гражданском платье; брюхо его при нем. Он проверяет пропуска и удостоверения, но явно, будучи человеком со вкусом и понятием, для меня делает исключение. Мне он протягивает руку. Я жму ее. Вот скотина! Входим в здание съезда, но нас не пускают дальше отделения для прессы. Снова животы полицейских стоят на нашей дороге. Можно нам войти и посидеть в зале? Животы, еще более мощные и внушительные, сообщают, что внутри для нас места нет: в священных этих залах проводится не что иное, как сегрегация против четырех или пяти лиц, белых, мужского пола, имевших дерзость прийти без галстуков; против смешанной группы длинноволосых и лысых, куда затесалось и несколько бородатых. После долгих переговоров мы получаем разрешение войти и сесть. Слышу, как объявляют цифры: это подсчитывают голоса штата Нью-Джерси и складывают их с голосами Миннесоты. Никогда не блистал по части арифметики и теперь поражен, что с помощью такой науки избирают президента.

И наконец, триумф, ликует нечистая сила. Это ее победа — выдвинут Хэмфри! Животы избрали своего представителя. На экранах у себя дома вы видели бледное отражение этого продуманного безумия, слышали это визгливое песнопение, эту безудержную ложь говорящих животов.

Д. СЭК: Линкольн-парк опустел — молодые люди устремились в южную часть города, чтобы пройти перед штабом своего врага, его цитаделью, перед центральным «свинарником» — полицейским управлением. Им бы хризантемы в петлицы, и живописная эта лавина вполне сошла бы за болельщиков, спешащих на футбольный матч. Шли и орали: «Пять! Шесть! Семь! Восемь! Полицию убраться просим!», «Не хотим полицейского государства!» и тому подобное. У дверей гостиниц застыли в креслах делегаты демократов, проливая себе на платье освежительные напитки, пульс у них упал до 10—20 ударов в минуту.

— О чем ты думаешь, Джон? — спросила леди из Айдахо своего мужа-делегата.

— К чертям собачьим — вот что я думаю! Посмотри вон на того. Он уже месяц как не мыл голову.

«Держись ближе к стене!» — кричали молодые люди, продолжая свой путь вниз по Стейт-стрит (Государственной улице). Особенно обращала на себя внимание одна студентка из Беркли, в комбинезоне цвета хаки, с флягой на ремне. Телекамеры не сводили с нее своих стеклянных глаз. Кто-ни-будь из парней все время нес ее на плечах, и она, лучезарно улыбаясь, все время размахивала рукой. «Смотри мне в глаза, полисмен, — сказала она,

когда вся демонстрация была остановлена стеной полицейских. Она говорила смело и так глядела на фараонов, словно была их сержантом. — Мне жаль, что у тебя сегодня сверхурочная работа. Но ты пойми и меня, я ведь хочу сделать людей свободными, ты ведь знаешь, что это значит?» И один из полицейских прошептал ей в ответ: «Я с тобой, сестра». И девушка в защитной форме, ангельски улыбаясь, погладила рукой физиономию этого негра. Но это случилось лишь однажды.

У центрального «свинарника» полиция стояла плотными рядами, локоть к локтю, оберегая пятидесятидолларовые окна и витрины с выставленными в них отпечатками пальцев не то циклопов, не то статуи Свободы. Это странно, но телекамеры тут же накинулись на одного лишь человека — он шел впереди, и лицо у него было как у загнанной клячи. То был простой чикагский полицейский Рэй Уолш. Замысел был поистине мудрый — заставить ораву потенциальных нарушителей пройти целых три с половиной мили по Государственной улице, заставить их в конце концов выдохнуться. А что может быть благороднее миссии Уолша: вести революцию, удерживать ее на отведенной для нее половине тротуара Государственной улицы! И все-таки стыдно было Уолшу шагать в ногу с армией, самый вид которой вопил о ее «антиамериканизме». «И это в моем родном городе!» — повторял он встречным полицейским.

Всю неделю, не снимая голубых штанов и тяжелых ботинок, он просиживал вечера перед цветным телевизором, огромным, как полотно Делакруа, и смотрел, как на улицах Чикаго молодежь дерется с его товарищами по службе. «И это видит весь мир!» — то и дело восклицал он.

— Эх, — прокомментировала его жена-ирландка, отворачиваясь от бесстыдства, творящегося на экране, к прохладительным напиткам на столике у дивана. — Сегодня я видела среди них даже монахинь, — продолжала она, — и это вместо того, чтобы сидеть дома с четками. Как я могу их после этого уважать!

— Просто все внутри обрывается, — согласился Уолш, отпивая из своего стакана. Еще до того, как кончится эта неделя, он напишет о своих чувствах мэру города мистеру Дейли:

«Дорогой мэр Дейли!

Ваши замечательные планы по приему в нашем городе Съезда демократов сорваны горсткой самозванцев и коммунистов, подстрекающих молодых людей на беспорядки и драки с моими братьями в голубой форме.

Мистер мэр, я — бывший солдат, я воевал в Корее, и мне стоило больших усилий сдержаться и не разорвать в клочья коммунистический флаг и не разделаться со всеми, кто за ним стоит...»

— Только из-за одного этого захочешь уйти в отставку, — говорил он полицейскому Стиву Шту-келю. Весь отряд Уолша шагал сегодня в ногу с коммунистами!

— Отслужить там (он ймел в виду — во Вьетнаме) два с половиной года, — отвечал Шту-кель, — и теперь смотреть на все это. «Я устал, — думал он, — я на пределе. Если они себе что-нибудь позволят, я себя сдерживать не собираюсь!»

— Революцию! Теперь же! — кричала молодежь. До центрального «свинарника» оставалось полторы мили.

Если бы не эти выродки, полицейский Уэрц был бы сегодня выходной. Прекрасный солнечный день.

46