Вокруг света 1969-12, страница 43

roe время не жил. По крайней мере так нам казалось.

— Смотрите! — неожиданно раздался крик нашего лодочника Элиаса. — Наква!

И он действительно показал нам плод наква, растения-паразита, вырастающего на корнях некоторых деревьев. Похожий внешне на батат, наква был разрезан пополам, так что хорошо видны были розовые семена и белая мякоть. Кто-то взял на себя труд выкопать его из земли и разрезать пополам — и все для того, чтобы потом отбросить прочь?.. Элиас поковырял ногтем мякоть — она еще не затвердела.

— Это пища таннекве, — сказал он. — Они были здесь.

Мы опрометью кинулись к лодке. Кажется, они недалеко!

Стабушва снова направил лодку к реке Боро, но, к счастью, сражаться с густыми зарослями камыша и папируса нам не пришлось —- Стабушва знал более короткий путь. Когда-то мы уже проходили этими местами, направляясь к острову 'Ксашира.

Безымянный остров появился перед нами, когда от папирусных джунглей уже вытянулись по воде длинные послеполуденные тени.

— Пхело! — прокричал наугад Стабушва.

Навстречу нам раздался ответный крик.

ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ ЗНАК МОЖНО СНЯТЬ

Вождь племени Пхело лежал под деревом, подстелив под себя одеяло. Когда он здоровался с гостями, вид у него был до крайности изможденный, а движения замедленны. Приподнявшись на локтях, он протягивал нам правую руку, но так и не сделал попытки подняться на ноги. Тело его было обнажено, лишь ноги прикрыты остатками того, что некогда называлось джинсами. Мы уже знали от проводника, что Пхело сделал в свое время попытку примкнуть к тому, что зовется цивилизацией, — попытку кратковременную и неудачную. Так что джинсы были скорее всего последним напоминанием о несостоявшемся приобщении к внешнему миру.

Тихо и неторопливо беседовал

он на диалекте тсвана с Элиа-сом. А мы в нетерпении ждали, когда же Элиас начнет переводить, потому что в эту минуту Пхело был для нас уже не больным и слабым человеком — это был Пхело, вождь с реки Боро. Его люди сидели тут же на корточках, следя за вождем бесстрастно и в то же время внимательно.

Они выглядели странно и, несомненно, жалко, как жалки бывают счастливцы, смытые с борта корабля, — выжившие, но сломленные стихией. Всего лишь четырнадцать человек — трое мужчин, пять женщин и шестеро детей. Много меньше, чем мы надеялись встретить. Десять лет назад, когда племя впервые увидел охотник Боб Уилмот, их было около тридцати.

— Как называют вас другие люди?

— Сарва, — ответил Пхело. — Бушмены.

— А как вы называете себя?

— 'Ксане-кхве, — ответил он. — Речные люди.

Так вот откуда взялось это имя — таннекве! Хоть и изменилось звучание, но слово выжило. Недаром оно всегда звучало для нас как магическое заклинание, как зов прошлого...

— Давно вы живете здесь?

— Мы всегда жили в болотах.

— А где ты родился?

— На Рамунсоньяни.

— Сколько тебе лет?

— Я не умею считать.

— Ему, наверное, столько же, сколько мне, — предположил Элиас, — лет тридцать пять.

— Как звали твоего отца?

— Тсабо.

— А отца Тсабо?

— Его отца звали Рамунсоньяни. По его имени и назвали это место.

Не было сомнений в том, что племя прожило долгую жизнь среди болот. В отличие от бушменов, которые жили на границе болота и саванны, предки племени Пхело не испытали на себе влияния иных племен, вернее — почти не испытали: про нынешнее поколение это уже не скажешь.

— Слышал ли ты о каких-ни-будь других племенах, живущих в этих болотах?

— Нет, сейчас мы здесь живем одни.

— Сколько же вас?

— Мы все здесь перед вами.

Закладывая пальцы, он на

звал каждого. Он загибал правой рукой пальцы левой — раз, два, три — и начинал снова. «Три» был для него предел.

— Что же случилось с остальными?

— Умерли от болезней.

Позже, когда наш врач осмотрел Пхело, он обнаружил у него воспаление легких.

Пестик и ступка — оба предмета из дерева — стояли рядом с корзиной, полной зерен плодов марулы. Земля вокруг, как ковром, была покрыта шелухой. На травяном мате кучкой лежала кашица, приготовленная из толченых орехов.

— Что вы обычно едите?

— Когда созревают плоды марулы, мы едим их мякоть, — ответил Пхело. — Когда же они перезревают, то мы делаем из них пиво.

— А что еще?

— Еще мы готовим сердцевину пальмы, мы ее зовем «магом». Но ее надо обязательно варить.

Еще они собирают стебли папируса, орехи пальмы илала, финики пальмы capo, луковицы лилии и какие-то оставшиеся нам неведомыми «речные семена».

— А что, тыкву вы разводите?

— Да, тыкву разводим.

И не одну тыкву; добавьте сюда еще арбузы, сахарный тростник, кукурузу и сорго, которое они называют «зерном кафров». Такое богатство сельскохозяйственных культур могло означать только одно — племя разительно изменилось, порвав с бушменскими охотничьими традициями.

— А скот у вас есть? Ты ведь знаешь, что это такое?

— Да, я знаю.

— А остальные?

— Нет, они не знают.

Похоже, единственными домашними животными были здесь облезлые собаки, у которых ребра хотя и были обтянуты кожей, но виднелись так же ясно, как струны рояля, у которого откинули крышку. Собаки спали прямо на солнце или лениво бродили вокруг.

Рука чужого мира чувствовалась здесь повсюду — в железном котелке, растопырившем три свои ноги над небольшим костерком; блестели под солнцем цинковое ведро, эмалированное корытце и жестяная бан

41