Вокруг света 1969-12, страница 74

В. И. МАЛЫШЕВ: Десной 1934 года, едва окон-**чились лекции на филфаке Ленинградского университета, я поехал в крошечную деревушку недалеко от Нарьян-Мара, на месте которой в прежние времена стоял старинный русский город Пустозерск. Там три столетия назад отбывал ссылку за свои антицерковные выступления один из крупнейших русских писателей того времени, протопоп Аввакум, и я хотел найти его рукописи.

Ход моих рассуждений был, как мне казалось тогда, безупречен. У меня не было и тени сомнений в том, что, раз Аввакум провел в Пустозерске около пятнадцати лет своей жизни, там должны были сохраниться и до наших дней его автографы. Я был убежден в этом настолько, что впервые позволил себе не посчитаться с мнением своего учителя Александра Сергеевича Орлова, читавшего лекции у нас на филфаке, крупнейшего знатока древнерусской литературы. То, что науке в то время было известно лишь несколько поздних списков знаменитого ав-вакумовского «Жития» — первого опыта развернутой автобиографии в русской литературе — и ни единой строчки этого произведения, не «испорченного» неточностями переписчиков, я объяснял невниманием исследователей к Пустозерску.

Но Александр Сергеевич, конечно, был прав. Ни в одном из домов не нашлось даже строчки, написанной рукой Аввакума... И все-таки, когда месяц спустя я уезжал домой, у меня за плечами был тяжелый, мешок, в котором лежали старинные рукописи. Не имеющие к Аввакуму никакого отношения, но написанные, может быть, в те же времена, а может, и раньше.

...В Ленинграде выяснилось — большинство пустозерских книг (их было больше двух десятков) представляли собою списки древнерусских произведений, известных исследователям. Но там было несколько произведений, науке еще не знакомых. Пускай не очень значительных, пускай совершенно несоизмеримых с такими шедеврами, как «Слово о полку Игореве» или «Задон-щина», но — неизвестных!!!

И с этого первого путешествия, пусть немного наивного, началась, как я считаю, моя долгая и трудная экспедиция — экспе

диция, которая продолжается до сего дня.

С тех пор прошло тридцать пять лет. Давно позади времена, когда свои книжные путешествия я снаряжал на собственный страх и риск, путешествовал в одиночку, когда многие «кабинетные» исследователи были убеждены в том, что давным-давно уже собраны все древние литературные памятники, которые только сохранило время и вряд ли можно рассчитывать на новые находки. Теперь наш Институт русской литературы снаряжает очередную «книжную» экспедицию каждое лето. За это время мною и другими сотрудниками собрано около четырех с половиной тысяч древнерусских книг — они хранятся теперь в рукописном отделе Института. И это уникальное собрание пополняется всякий раз, когда после путешествия по северным русским землям наши экспедиции возвращаются" в Ленинград.

Почему Север? Там чаще всего делаются интереснейшие находки. В глухих, далеких местах особенно внимательно относились к книгам, лишь они зачастую связывали людей духовным мостиком с центром России, с центром русской культуры и знания. Рукописные книги, попавшие на Север, старательно размножали. В деревушках, затерянных среди северных лесов, в монашеских скитах и общежи-тельствах возникали порой громадные рукописные библиотеки. И, переходя из поколения в поколение, многие книги хранятся в домах глухих северных деревень и по сей день. Область Печоры, Мезень, Северный Урал, Пинега — вот далеко не полный перечень тех мест, где наши экспедиции наткнулись на сказочные месторождения древнерусских книг. Древние повести и сказания-, стихи и «плачи», хронографы, летописи, поучения, беседы, размышления, жития, сочинения учительского и полемического характера, реестры, лечебники, травники, азбуковники, грамоты жалованные, указные и челобитные, записки кабальные и оброчные, книги писцовые, дозорные, межевые... И многие из этих книг были не только абсолютно неизвестны исследователям прежде — само существование некоторых и£$ них даже трудно было представить.

...Еще недавно некоторые ис

следователи полагали, что в древней русской литературе не так уж много было произведений лирического характера. И действительно, подавляющее большинство дошедших до нас литературных памятников того времени представляют собой произведения историко-героические. Однако было среди них и исключение, всегда несколько озадачивающее исследователей, — списки «Повести о Петре и Фев-ронии» — повести о все преодолевающей любви муромского князя Петра и крестьянской девушки Февронии. Изящно и в то же время просто рассказанная «Повесть» — это не менее значительный памятник лирической литературы, чем знаменитый старофранцузский роман «Тристан и Изольда». Но почему «Повесть о Петре и Февронии» стояла в русской литературе особняком? И вот в последние несколько лет были найдены списки других неизвестных прежде лирических произведений — таких, как, скажем, «Повесть о Филиппе и Терентии», «Повесть о сватовстве на купеческой дочери». И эти находки убедительно доказали — печалшая и поэтическая история любви Петра и Февронии не была единичным и загадочным явлением в древнерусской литературе. Существовала целая область древней литературы, неизвестная ученым прежде; вскрыт целый историко-культурный пласт — по стилю, мастерству авторов можно теперь предположить, что лирические произведения были достаточно хорошо распространены на Руси.

И кто знает, какие новые области древнерусской литературы, прежде совсем неизвестные, будут еще открыты? Какие памятники книжной культуры древней Руси займут свое место на стеллажах в Пушкинском доме?

Она далеко не окончена, экспедиция за древнерусской книгой. Многие могли бы нам в поисках помочь — я был бы рад, если б откликнулся каждый, кто хранит у себя какие-нибудь древние книги или знает, где они могут храниться. И здесь надо сказать еще вот что. В последнее время становится «модным» увлечение русской стариной. Многие туристы, путешествуя по тем же глухим северным местам, собирают старинные вещи, изделия народных промыслов, иконы. И среди предметов их увлечения — древние книги. Их со

71